Никогда от Тебя не отрекусь!
Никогда от Тебя не отрекусь!
В этом году намело много снега. Дворники из числа добровольцев еле успевали убирать снег с мостовых. Ранняя весна. Река Нева, на которой стоял город, еще не думала вскрываться ото льда. Только что прилетели грачи, и в воздухе повеяло первым весенним теплом. Погода стояла хмурая, шел мелкий, похожий на крупу, снег. С Балтики постоянно дул пронизывающий ветер, продиравший до костей.
Шел тысяча девятьсот тридцать третий год. Год окончательного перелома и надежд. Ленинградцы верили, что вот-вот Советское правительство во главе со Сталиным постоит коммунизм и наступит долгожданное светлое будущее, до которого рукой подать. Так думала и будущая комсомолка Вера Брежнова. Вера училась в десятом классе городской школы. В мае она готовилась к выпускному и поступлению в один из Ленинградских институтов. Она жила на окраине городе в одном из бараков, куда их с мамой переселили после окончания войны. Отец Веры погиб на гражданской войне. Он был артиллеристом, награжден медалью. Но после войны его подвиг был забыт, по причине того, что его жена, Мария Ивановна, верила в Бога. Несмотря на разногласия, муж был атеистом, а она верующей, они очень любили друг друга. Мария Ивановна все покрывала своей любовью и смирением, стараясь поменьше напоминать мужу о своей вере. В браке они прожили вместе двенадцать лет. Оба мечтали о дочке. Мария Ивановна постоянно молилась Богу о даровании им долгожданного дитя. И вот перед самой Февральской революцией в семье Брежновых родилась дочка, которую назвали Верой. Отец души в ней не чаял. Когда уходил на войну, обещал вернуться и построить большой просторный дом, но этому не суждено было случиться. Шальная пуля сразила его, когда отряд, в котором он служил, переправлялся через небольшую речку. С тех пор Мария Ивановна осталась одна с малолетней дочкой на руках. Всю свою жизнь она предала Господу, и Господь никогда ее не оставлял. Много испытаний и скорбей пришлось вытерпеть, что выпали на ее долю, но она всегда в своем сердце хранила искорку веры, бесконечную любовь и преданность Богу.
Прозвенел звонок в школе. Уроки закончились, и Вера нехотя пошла домой. Который раз одноклассники и учителя упрекали ее в том, что мать у нее верующая. «Ты понимаешь, что это пятно на всей нашей школе!» - выплескивал на Веру свои эмоции директор школы Геннадий Николаевич. Вера молча слушала его с опущенной головой, ей было стыдно перед классом и перед всей школой за такую мать. Сколько она ее не уговаривала, сколько не просила, ругалась даже – все было безуспешно. Вера никак не могла заставить мать отречься от Бога даже ради нее самой, ради ее будущей жизни.
- Здравствуй, мам, - буркнула Вера, войдя в дом и бросив косой взгляд на свою маму.
- Здравствуй, доченька! - улыбнувшись, ответила Мария Ивановна. - Как у тебя дела в школе?
- Плохо, - с укором сказала дочь, - все очень плохо, а все это из-за тебя, моя дорогая мамочка, из-за твоей религии. Ну что ты нашла в этом своем Боге? Разве в Нем есть спасение? Посмотри вокруг, как все строится, процветает, скоро наконец-то наступит светлое будущее, которое обещал товарищ Сталин. Меня сегодня в очередной раз отругали, в комсомол не берут, потому что мать у меня поклонятся культу, пережитку старины. Всех ребят приняли, а я одна осталась как дура.
Мария Ивановна утерла слезу концом своего фартука и поспешно вышла на кухню. Кухня была достаточно маленькой: небольшая плитка, старый холодильник и стол с двумя табуретками. Закрыв свое лицо обеими руками, Мария Ивановна села на табуретку и тихонько зарыдала. На кухню вошла дочь. Увидев плачущую мать, она сменила свой гнев на милость, подошла и обняла ее за шею.
- Мамочка, прости меня! Но разве ты не видишь, как я страдаю, как меня постоянно попрекают тобой. Мама, прошу тебя, отрекись от Бога, выброси все свои книжки и иконы и давай начнем новую жизнь, самую замечательную. Ты даже представить себе не можешь…
- Эх, доченька, доченька! – всхлипывая, проговорила Мария Ивановна. - Если бы ты могла все понять. Я такую жизнь прожила и всегда чувствовала, что Господь всегда рядом, всегда Он мне помогал.
- Ну, где Он? Покажи мне Его! Где Он здесь?
- Он в сердце, доченька, в нашем сердце живет. Тебе этого не понять, - вытирая последнюю слезу, сказала Мария Ивановна.
- В каком еще сердце, мама! Это полный бред!
- Нет, доченька, это не бред, это правда.
- Нет! Не могу больше тебя слушать!
Вера выбежала из кухни, закрыв свои уши руками, а мать одна осталась сидеть у окна. Она смотрела в небольшой дворик около дома. Слезы снова одна за одной стали капать на подоконник. «Господи! – вздыхала Мария Ивановна. - Вразуми мою доченьку. Господи, прошу тебя, вразуми ее!».
Вера долго бродила по городу. Пришла только когда уже совсем стемнело, и на улицах зажглись редкие фонари. Она вошла и стала раздеваться. Мать продолжала сидеть на кухни у окна. Когда она услышала, что дочь вернулась, то вышла к ней навстречу.
- Доченька, я ужин тебе приготовила.
- Нет, я не голодна. Пойду спать.
Вера зашла в комнату и, не раздеваясь, легла на кровать. Когда Мария Ивановна вошла, она уже спала.
На следующее утро Вера стала собиралась в школу. За завтраком она старалась не глядеть на мать. Быстро съела кусок ржаного хлеба, и, запив его кипятком, дочь вышла из стола. Затем она оделась и выбежала из дома. Мария Ивановна только посмотрела ей вслед и, вздохнув, принялась убирать со стола. С томлением души она стала собираться на работу. Сняв с головы своей белый платок, она повязала старую шаль, надела поношенное пальто, валенки с галошами и вышла. На улице стало по-весеннему тепло. Мартовское солнце медленно вставало, только что перевалившись через горизонт. Снег стал мягким и липким, а местами и вовсе превратился в густую жижу. Мария Ивановна шла, ничего не замечая вокруг себя, смотря под ноги. Мрачные мысли крутились в голове, но женщина старалась отгонять их от себя молитвой. «Господи, помоги нам, грешным! Помоги моей доченьки!» - шептала она постоянно. Пройдя мостовую и два квартала, Мария Ивановна пришла на завод, где она работала наладчицей. Работала она посменно, по двенадцать часов. На работе также все относились к ней с подозрением. Лишь старший сборщик деталей, Илья Тимофеевич, мужчина пятидесяти восьми лет, старался как-то ее поддержать. «Да, Господь все же не оставляет меня Своею милостью» - думала про себя Мария Ивановна.
Тяжелая трудовая смена подходила к своему концу. Усталость сильно сказывалась на ее здоровье и на внешнем виде. Когда она уже собралась уходить домой, ее вызвал к себе сам директор завода на разъяснительную беседу – старый матерый коммунист Степан Григорьевич Култыгин. Мария Ивановна вошла в кабинет начальника. Везде был идеальный порядок. Добротный диван стоял у стены, рядом столик с вазой и цветами. Стол начальника находился чуть подальше, весь был заваленный разными бумагами. За ним на мягком стуле сидел, раскинувшись, Степан Григорьевич. Полнота его была впечатляющая. Оторвавшись от своих дел и сняв очки, он сразу же перешел к сути:
- Здравствуйте, Мария Ивановна. Вы, наверное, догадывайтесь, зачем я вас позвал?
- Здравствуйте, Степан Григорьевич. Нет, не знаю, - ответила чуть слышно Мария Ивановна.
- Тут снова на вас жалоба поступила от сотрудника нашего завода, который заявляет, что вы проводите среди рабочих антисоветскую религиозную агитацию, - Степан Григорьевич быстро встал со стула и принялся ходить по кабинету.
- Ничего подобного я не провожу, - тихо возразила Мария Ивановна.
- А вот тут все про вас написано. Читайте! – директор протянул ей листок, написанный мелким почерком, внизу которого стояла чья-то подпись.
Мария Ивановна взяла этот листок и начала читать. Обвинение, в котором ее обвиняли, было достаточно серьезным по тем временам.
- Так вот что, голубушка, - Степан Григорьевич подошел к столу и оперся на него руками, - ваше поклонение культу переходит уже все границы дозволенного. Я устал все это терпеть от вас. Сегодня собственноручно напишу в горком, и пусть там решают, что с вами делать. Со своей стороны я тоже приму соответствующие меры. С завтрашнего дня вы у нас не работаете. Я вас увольняю. Вот вам листок, пишите на увольнение. Сейчас прямо при вас и подпишу.
Степан Григорьевич протянул лист бумаги с ручкой. Мария Ивановна начала плакать. Ее вера немного поколебалась от этих слов.
- Не плачьте, не плачьте! Нечего тут слезы проливать! Правда, у вас есть шанс все исправить. Отрекитесь от Бога, и вот сейчас же при вас я порву эту бумагу, и никуда не буду писать.
Мария Ивановна ничего не ответила. Взяла предложенную ручку и написала заявление об уходе. Затем она молча развернулась и вышла из кабинета. На улице чувство безысходности сдавило ее грудь. Она не могла уже сдерживать своих слез и рыданий, дав им полную волю. Мария Ивановна встала на мостовой и, глядя на покрытую еще льдом Неву, в отчаянии громко сказала:
- Господи! За что же Господи! Нет уже никаких сил терпеть! Господи, смилуйся надо мною! Пошли мне какое-нибудь утешение! Не могу я так больше, не могу!
Она долго стояла с чувством отчаяния и одиночества. Начало смеркаться. Немного успокоившись, Мария Ивановна пошла домой. По дороге ей попался грязный оборванный мальчишка, лет десяти-двенадцати, в потрепанной старой шапке-ушанке и грязном, вымазанном в чем-то пальто. Лицо его было грязное, измазанное в саже, будто недавно вылез из печки. В его глазах было столько боли и печали, что у Марии Ивановны слезы навернулись на глаза.
- Тетенька! – проговорил мальчик, устремив свой взгляд на добродетельницу. - Дайте мне что-нибудь покушать! Я три дня почти ничего не кушал.
- Конечно, мой маленький! – отозвалась Мария Ивановна и обняла его головку. - Пойдем, пойдем со мной я накормлю тебя, чем Бог послал.
Они пошли вместе. Мария Ивановна прижала его к себе и в этот момент она почувствовала, как милость Божия коснулась ее сердца. Почувствовала, что она нужна еще кому-то и не случайно сегодня был послан ей этот грязный мальчишка. Так они пришли домой. Вера закрылась у себя в комнате, поэтому Мария Ивановна с мальчишкой тихонько прошли на кухню.
- Сейчас я тебе что-нибудь приготовлю, потерпи чуток, а пока вот тебе хлеб с чаем, - она предложила мальчику кусочек хлеба, оставшийся с утра и немного холодного чаю.
Мальчик быстро запихал весь кусок хлеба в рот и принялся быстро его разжевывать, запивая давно остывшим чаем.
- Как тебя зовут? – с улыбкой спросила Мария Ивановна, вытаскивая лапшу двухдневной давности.
- Федькой кличут, - отозвался паренек, проглатывая кусок несвежего хлеба.
Мария Ивановна наскоро разогрела лапшу и поставила ее на стол в небольшой старой чугунной миске. У Федьки загорелись глаза. Вот это да! О такой еде он даже и не мог мечтать. Взяв потертую деревянную ложку со стола, он принялся уплетать предложенную ему лапшу за обе щеки. Мария Ивановна в этот момент не смела ни о чем его расспрашивать. Лишь после того как миска была чиста, а чай был допит она решилась расспросить мальчика:
- А где ты живешь? Есть ли у тебя родители?
Федя вытер рукавом рот, и на его лице промелькнула слабая улыбка благодарности от такого насыщения.
- Родители умерли давно. Сирота я. Живу, где придется. Вот сегодня ночевал около вокзала в старой заброшенной будке. Правда, холодно сегодня было, замерз сильно под утро. А так по подвалам скитаюсь. Там в подвалах теплее бывает. Ну и гоняют нас, бывает, оттуда. «Иди куда хочешь, но чтобы здесь твоего духа не было!» - кричат, когда меня там увидят.
- Бедный мой мальчик! - вздохнула Мария Ивановна. - А я еще гневаюсь на Бога на свою судьбу. Прости меня, Господи!
- Тетенька! А вы, правда, в Бога верите?
- Конечно, верю. Я тебе иконочки свои покажу. Я их прячу в шкаф, чтобы других не соблазнять. А когда нужно, я их вытаскиваю и ставлю на стол, а потом молюсь перед ними.
- Тетенька, а научите тоже меня молиться! Моя маменька покойная молилась всегда, и меня немного этому научила. А потом умерла, когда мне было всего шесть лет. Я ее очень любил, но она умерла, - лицо мальчонки погрустнело.
- Научу, милок, научу, - обрадовалась Мария Ивановна и обняла за голову Феденьку, - видно Сам Бог послал мне тебя. А может, останешься жить у меня? Вот здесь на кухне я и определю тебе уголок.
- А можно? – от радости воскликнул паренек.
- Можно, конечно можно. Только у меня еще есть доченька, она в другой комнате, Верочкой зовут. Завтра познакомишься с ней, а сейчас давай я постелю тебе вот в том уголке, там тебе, думаю, будет теплее всего. А пока пойди, умойся, на улице стоит большой железный бак с водой. Сегодня утром налила. Вот в нем и умойся, пока тебе постельку сделаю. Если что, зови меня тетей Машей.
Мария Ивановна постелила на пол рваную телогрейку, вместо подушки положила Федину шапку-ушанку. Через пару минут вошел Феденька.
- Ну вот, хоть на человека стал похож. А я, смотри, какую тебе перинку постелила!
Федька посмотрел и обомлел. Как же долго он мечтал о таком, когда можно войти в дом, вкусно поесть и лечь в такую перинку!
- Спасибо, тетя Маша, спасибо вам большое! - Феденька обнял вымытыми ручонками Марию Ивановну и поцеловал ее в щеку. Потом улегся на свою новую кровать и буквально через минуту тихо засопел.
«Устал, родненький!» - подумала Мария Ивановна, накрывая Федьку покрывалом, а сама пошла в другую комнату. Вера в это время уже спала. Мария Ивановна тихо опустилась на колени и от радости благодарила Бога почти всю ночь. Лишь под утро, она легла и немного вздремнула перед рассветом.
Когда рассвело, Мария Ивановна встала. Она сразу же пошла посмотреть своего вчерашнего гостя. Тот сладко спал, слегка посапывая. Видно было, что он не спал так хорошо долгое время. В это время заглянула Вера, только что проснувшаяся. Вид незнакомца, лежащего на полу, слегка ее возмутил.
- Мама, кто это? – возмущенно сказала дочь. - Откуда у нас в доме этот бродяга?
- Тише, доченька, тише. Не шуми! – пыталась успокоить свою дочь Мария Ивановна. - Пойдем в комнату, я все тебе расскажу.
Они обе вышли из кухни. В комнате мать поведала грустную историю, как вчера она лишилась своей работы, как потом по улице и встретила этого грязного бездомного паренька. Сжалившись над ним, Мария Ивановна привела его домой и накормила за долгое время. За время маминого рассказа возмущение Веры все более и более возрастало. Когда мать закончила, дочь сказала:
- Ты так спокойно мне все это говоришь: выгнали с работы, нашла этого оборванца, которых в городе пруд пруди, накормила. А как же мы теперь будем жить, мамочка, без денег, безо всего? Мне в институт нужно скоро поступать. Да еще этот бродяжка! Я надеюсь, он у нас не останется?
- Доченька моя, ну что ты так переживаешь. Работу я какую-нибудь найду, вот увидишь. А Феденька пусть у нас немного поживет. Куда ж ему пойти? Он – круглая сирота. Уверяю тебя, что он не будет тебе мешать. Верочка, ты же знаешь, как я тебя люблю!
Вера не сказала матери ни слова. Пошла молча на кухню. Поставила на плиту воду, косо поглядывая на незнакомца. Посидев на стуле, пока вода закипит, она налила ее в железную кружку и разбавила старой чайной заваркой. Затем она отрезала половину оставшегося куска хлеба, молча съела его и, одевшись, пошла в школу. Мария Ивановна лишь посмотрела ей в след. От скрипа двери проснулся Феденька. Тот откинул старое пальто и зевнул.
- Ну как, Феденька, выспался? – спросила его Мария Ивановна, разрезая на части последний кусочек хлеба.
- Да, тетенька, спасибо вам большое. Я давно так хорошо не спал. В подвалах под утро так холодно становится, что зуб на зуб не попадает.
- Ну, вот и славно. Давай позавтракаем, чем Бог послал, а потом пойдем работу искать. Вчера я ведь без работы осталась.
- Тетя Маша! – воскликнул Феденька. – Я знаю, как вам помочь! На днях я слышал, как на почту требуется почтальоны. У них был старенький дедушка, который разносил письма и газеты, недавно он умер, а теперь ему ищут замену.
- Феденька, а когда ты слышал эту новость?
- Три дня назад.
- Пойдем тогда, может быть осталось у них это местечко, и Бог смилуется над нами.
После скромного завтрака они решили сходить на почту. День оказался пасмурным и слякотным. Моросил мелкий весенний дождь. На дороге было много грязи. Она часто прилипала к сапогам, и идти становилось труднее. Наконец, они дошли до почтамта. Мария Ивановна попросила подождать Феденьку на крыльце, а сама вошла в здание.
- Здравствуйте! – обратилась Мария Ивановна к стоящей за стойкой пожилой полной женщине.
- Здравствуйте, – буркнула та и продолжила что-то заполнять.
Перестав писать, она взглянула на посетительницу. Перед ней стояла пожилая худощавая женщина, на вид лет пятидесяти, в изношенном пальто и повязанном на голову старом теплом платке.
- Что вы хотите? – поинтересовалась женщина за стойкой.
- Я насчет работы. Вам требуется почтальон. Место еще не занято?
- Пока что нет.
- Слава Богу! – воскликнула на радостях Мария Ивановна.
Сотрудница косо посмотрела на нее:
- У вас опыт работы есть? Кем вы раньше работали?
- Наладчицей на заводе.
- А причина, по которой вы ушли с работы?
Мария Ивановна молчала. Сотрудница посмотрела на нее из-под очков.
- Значит, вы не хотите отвечать? А жаль! Такие рабочие места на дороге сейчас не валяются. Воля ваша, - со вздохом ответила сотрудница, - в таком случае ничем вам помочь не смогу.
Мария Ивановна вышла из здания. На крыльце ее ждал Феденька. Он сразу заметил печаль на лице Марии Ивановны.
- Тетенька, не переживайте! Мы обязательно найдем работу!
Мария Ивановна улыбнулась от таких слов.
- Обязательно найдем! Господь не оставит нас!
Она обняла за плечи Феденьку, и они пошли по улице.
- Ничего страшного, Феденька, будем искать и просить Господа. В Евангелии так и написано: «Просите, и дано будет вам». Ты когда-нибудь читал Евангелие? – поинтересовалась Мария Ивановна.
- Нет, - ответил Феденька, - а что это за книга? Расскажите!
- Ну, Феденька, - Мария Ивановна крепче его обняла, - это особенная книга. Сам Господь через нее к нам говорит. И если мы будем жить по этой книге, соблюдая все, что Он написал, то мы будем самыми счастливыми на свете, потому что счастье живет в сердце человека и никакие тяготы жизни, болезни, скорби и даже смерть не смогут отнять этого счастья, если человек живет с Богом и молиться Ему постоянно. Вот придем домой, вечером я тебе ее почитаю.
Мальчик обрадовался, ему казалось, что вот то счастье, про которое сейчас говорила тетя Маша, вошло в его детское сердце. Он улыбнулся и посмотрел на нее. Та улыбнулась ему в ответ, и вся эта проблема, связанная с отказом в работе, быстро улетучилась.
- Как хорошо, что мне тебя Господь послал! Ты мое маленькое утешение, сыночек мой!
- А мне вас, - ответил Феденька, - мне кажется, будто моя мама спустилась с неба и превратилась в вас. Можно я буду называть вас мамой?
- Конечно можно, Феденька, - ответила Мария Ивановна, - только, чтобы Верочка не слышала, а то она неправильно может нас понять. Хорошо?
- Хорошо, мама.
Каждый день Мария Ивановна с Феденькой ходили по городу в поисках работы, но все было безрезультатно. Либо место было занято, либо когда соглашались брать, наводили соответствующие справки с места прошлой работы и тут же отказывали. Дома почти каждый день происходили ссоры с Верочкой. Та не могла переносить оборванца с улицы, который стал почти полноправным членом их семьи.
- Мама! – не раз заявляла дочь. - Мало того, что ты поклоняешься своему культу, от которого у меня одни сплошные проблемы, так ты еще какого-то безродного мальчишку привела в наш дом. Зачем он нам нужен? Ты хочешь, чтобы из-за него у нас возникли проблемы?
Мария Ивановна молчала, ничего не отвечая своей дочери. Она не винила ее, просто время такое наступило. Пришла безбожная власть и установила свои порядки, а у того, кто не согласен с ней, возникают серьезные проблемы, вплоть до открытых гонений. Мария Ивановна очень любила свою дочь, души в ней не чаяла, и от ее поведения она очень страдала, но ничего не могла поделать. Видно ей такой крест послал Господь – терпеть свою дочь, вымоленную некогда у Него.
Однажды они пришли домой после очередных безнадежных поисков работы. Дома их ждал неожиданный сюрприз. Пришла комиссия в составе молодого мужчины и двух женщин. «Господи, Иисусе, что это?» - подумала Мария Ивановна. Молодой мужчина был одет в кожаную куртку и кепку, одна из женщин, что постарше, – в строгий женский костюм и берет, другая, что помоложе, – в кожаную куртку и красную косынку. Мужчина, сняв свою кепку, сидел на стуле, женщины стояли рядом по обе стороны от него. Увидев хозяйку, он быстро встал и поправил свои волосы.
- Гражданка Брежнова Мария Ивановна? – спросил мужчина.
- Да, это я, - ответила Мария Ивановна, - а вы собственно кто?
- Меня зовут Колесов Иван Федорович, заместитель начальника комиссии по борьбе с беспризорностью. Это товарищ Круглова Ольга Павловна – представитель комиссии по борьбе с беспризорностью, - Колесов указал на женщину в берете, - а это товарищ Мигунова Галина Павловна – заместитель директора приюта для беспризорных детей, - Колесов указал на женщину в красной косынке.
- Чем вызван ваш визит ко мне? - спросила Мария Ивановна, сильнее прижимая к себе Феденьку.
Тот сильно испугался, увидев незнакомых людей, и попытался убежать, но Мария Ивановна остановила его, прижав к себе. Феденька уткнулся своей головой в расстегнутое пальто и сильно затрясся.
- Гражданка Брежнова, от вас поступила жалоба, что вы приютили у себя в доме беспризорный элемент. Кстати, это он? – Колесов указал взглядом на Феденьку.
- Да, это, Феденька, мой мальчик, - Мария Ивановна крепче прижала его к себе.
- Мы вынуждены отобрать у вас вашего мальчика и поместить его в детский приют для беспризорных, - неожиданно встряла в разговор женщина в берете, - вот протокол постановления. Ознакомьтесь, пожалуйста!
Ольга Павловна вытащила из портфеля бумагу с постановлением и протянула Марии Ивановне. Та не стала его читать. Слезы из глаз, буквально, полились и немного замочили бумагу.
- Да как же так! - всхлипывая, проговорила Мария Ивановна. - Ведь, Феденьке у меня было хорошо, хоть и скудно, но я кормила его и в тепле он всегда был, ни на что не жаловался. Разве у меня ему плохо?
- Плохо, не плохо, а там ему будет лучше! К тому же, как нам известно, вы нежелательный элемент для советской власти, последователь религиозного культа. Этим все сказано!
- Галина Павловна! – обратилась Ольга Павловна к женщине в красной косынке. - Забирайте ребенка!
Галина Павловна взяла мальчика за руку и оттащила его от Марии Ивановны. Накинув на него пальто, она вывела Феденьку из дома.
- А вам, товарищ Брежнова, советую завязывать с вашей религиозной деятельностью и прекратить распространять ее среди несовершеннолетних во избежание дальнейших разбирательств и принятия на вас соответствующих мер воздействия. - строго на прощанье сказал Колесов. - До свидания!
Дверь захлопнулась, и из окна Мария Ивановна увидела как мужчина и две женщины выводят мальчика.
- Прощай, мама! – сказал Феденька, обернувшись и увидев в окне Марию Ивановну.
- Прощай, сынок! – крикнула в ответ она и залилась слезами.
- Господи! – взмолилась Мария Ивановна. - Зачем Ты отнял его у меня? Как же я теперь жить-то буду?
Она плакала и причитала долгое время, пока, наконец, дверь не открылась и вошла Вера.
- Мамочка, здравствуй! – с порога сказала дочь. - А что тут у вас произошло?
Вера быстро разделась и прошла на кухню.
- А где Федя? - она впервые назвала мальчика по имени.
- Нет больше Феденьки! - ответила в слезах мать. - Увели!
- Кто увел, мама? – поинтересовалась дочь.
- Приходили из комиссии по борьбе с беспризорностью и отобрали его.
- Вот, мама, - резво начала Вера, - я же тебя предупреждала! Вот к чему может привести твое поклонение культу. Если не одумаешься, будет еще хуже.
- Куда уж хуже может быть? – вздохнула Мария Ивановна.
Вера пошла в свою комнату, а Мария Ивановна продолжила сидеть на табуретке, глядя в окно. Неспешно падал мокрый снег, который долетая до земли, сразу же таял. Стемнело. Мария Ивановна достала из шкафа икону Богородицы «Умиления», завернутую в старый большой платок. Поставила ее на стол и стала со слезами молиться перед ней. Молилась она всю ночь, лишь под утро она задремала и в полудреме увидела сон. Будто идет она по огромному бескрайнему полю, которому конца и края не было видно, словно безбрежный океан. Все поле было усыпано человеческими костями. Она ступала осторожно, боясь наступить на чью-либо кость. Впереди себя она увидела огромный сияющий крест, переливающийся в золотых солнечных лучах. Глядеть на него было невозможно из-за ослепительного яркого света, исходившего от него. И в то же время, он притягивал к себе, словно магнит. Подойдя ближе, Мария Ивановна увидела на кресте страдающий лик Спасителя. Он был изможден от нечеловеческих мук. Вдруг Спаситель обратил на нее внимание. Повернув свою окровавленную голову, Господь тихо сказал ей: «Скоро будешь со мной». После этого крест начал подниматься в небо и через некоторое время совсем исчез из вида.
Мария Ивановна пробудилась. Уже рассвело, и яркое солнце залило своим светом всю комнату. Мария Ивановна подумала, что бы значил ее сон. Но в то же время ей почему-то стало легче на душе, как бы готовясь к чему-то необычному и очень важному в жизни. Она встала и поставила на плиту старый чайник. В это время проснулась Вера и вошла на кухню. Она даже не взглянула на мать. Молча подошла к полке, где лежал хлеб и отрезала себе кусок.
- Доченька! – начала Мария Ивановна. – Скажи мне, что я тебе сделала такого плохого? Чем я тебя обидела?
Вера покосилась на мать, видно она проснулась не в самом лучшем настроении. Мать зарыдала.
- Господи! – взмолилась Мария Ивановна. – Чем я Тебя прогневала? За что Ты меня так наказываешь?
- Опять ты Его вспоминаешь? - прошипела на нее дочь. – Больше никогда Его не вспоминай, иначе я уйду от тебя, и больше никогда меня не увидишь. Мне стыдно за тебя перед всеми, мама, когда ты наконец-то образумишься и прекратишь верить в то, чего нет.
Мать ничего не ответила дочери. Закрыла свое лицо руками и ушла в соседнюю комнату.
Первого декабря 1934 года произошло злодейское преступление. Около своего кабинета был убит выстрелом в голову руководитель Ленинградской парторганизации Сергей Миронович Киров. Это всколыхнуло всех жителей Ленинграда. Никто не мог поверить в такое. Но это обстоятельство дало новый виток репрессированных действий против советских граждан, которые были не в угоду Советскому правительству либо поклонялись культу, пережиткам старины. Все жители Ленинграда были напуганы и жили в страхе. То и дело проходили слухи о «черном воронке», который по ночам увозил арестованных в неизвестном направлении.
В страхе жила и Мария Ивановна. Она постоянно молилась и внутренне чувствовала, что ей предстоит понести нелегкий свой крест до конца. Любовь к Богу ее была настолько сильна, что она готова была страдать бесконечно, лишь бы соединиться с Ним навсегда в жизни вечной.
Жизнь проходила своим чередом, не смотря на страх, которым многие жители были объяты. Зима выдалась довольно снежной, так что к февралю сугробы местами доходили до полутора метров, а то и больше.
Ночью в самом конце февраля к дому Марии Ивановны подъехала неизвестная машина, осветив фарами все окна. «Это конец!» - подумала женщина и в последний раз встала на колени перед иконой, стоявшей на столе. Через минуту раздался сильный стук в дверь. Мария Ивановна накинула старую шаль и вышла открыть. В дом вошли двое мужчин в кожаных куртках и кепках. Это были чекисты. В руках у одного был револьвер. Не снимая головных уборов, они прошли на кухню:
- Брежнова Мария Ивановна? – обратился к ней чекист, который был выше.
- Да, это я. - стараясь ответить более спокойным голосом, ответила Мария Ивановна, но голос ее слегка задрожал - А что вам собственно нужно?
- Вы обвиняетесь в организации контрреволюционной деятельности путем пропаганды религиозного культа и участии в сомнительных собраниях. Вот ордер на Ваш арест. Прошу с ним ознакомится и пройти с нами, сказал чекист, держа в руке ордер.
Мария Ивановна взяла листок и стала быстро его читать.
- Это все ложь! - воскликнула она. - Здесь нет ни капли правды!
- Пройдемте с нами, - предложил ей чекист тот, кто поменьше был ростом, - там разберутся где правда, а где ложь. И прошу Вас не сопротивляться. На сборы три минуты.
Мария Ивановна слегка остолбенела, она знала, что ее ждет, готовилась к этому, но сейчас она не знала, что ей делать в эту минуту. Потом, словно опомнившись, она начала перебирать свои вещи, вытаскивая все необходимое, что нужно взять. Вера крепко спала в комнате. Мать в последний раз взглянула на нее, слегка приоткрыв дверь спальней.
- Девочка моя! – прошептала Мария Ивановна. – Как же ты без меня останешься?
Она перекрестила свою спящую дочь. Слезы покатились из глаз одна за другой. Затем она прошла на кухню с узелком в руке и сказала:
- Я готова. Ведите меня, куда вам нужно.
Один чекист пошел вперед открывать дверь, другой с револьвером в руке шел сзади. Выйдя из дома, все трое сели в черный «воронок» и уехали в неизвестном направлении. По дороге один из чекистов завязал женщине глаза черным скрученным платком. Через пятнадцать минут машина остановилась. Оба чекиста взяли под руки Марию Ивановну и вывели из машины. Потом они прошли в здание. Женщина слышала скрип, отворяющихся дверей, но ничего не могла видеть из-за повязки на глазах. Пройдя по длинному коридору, они остановились рядом с кабинетом. Тот, кто повыше постучался в дверь.
- Да, да! - послышался ответ. – Можно! Проходите!
Он открыл дверь и ввел Марию Ивановну. Другой остался в коридоре.
- Товарищ народный комиссар! - чеканно сказал он. - Подозреваемая Брежнова доставлена по Вашему указанию.
- Посадите ее на стул, - комиссар указал на рядом поставленный стул, - и развяжите ей глаза.
Чекист небрежно посадил женщину на стул и снял повязку. Внезапный свет от лампы, направленный на Марию Ивановну, ослепил ее. Она прищурилась и слегка прикрыла лицо ладонью.
- Гражданка Брежнова, - начал комиссар, вставая со своего стула и медленно прохаживаясь по кабинету, - вы обвиняетесь по очень серьезной статье в контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти. Вот здесь все написано.
Комиссар протянул Марии Ивановне папку, где было сфабриковано ее дело. Женщина начала листать, переворачивая каждый листок достаточно объемной папки. Все это время комиссар нервно ходил по кабинету, достал трубку и закурил.
- Я ничего из всего этого не признаю, - тихо проговорила Мария Ивановна, - я ни в чем не виновна.
Комиссар резко подвинул свой стул к ней и под ухо с ожесточением стал говорить:
- Ты у меня сейчас все расскажешь и подпишешь, иначе...
Мария Ивановна молча опустила голову и тихо про себя стала молиться.
- Конвой! – закричал комиссар, глядя на дверь. – В карцер ее на три дня без еды и питья.
В кабинет вбежал молодой солдатик в буденовке и с винтовкой на плече. Увидев за столом женщину, он безо всяких слов поднял ее за руку. Мария Ивановна встала. Солдатик толкнул ее прикладом и вывел из кабинета.
В карцере было ужасно. Промозглая сырость никак не добавляла комфорта. От стены справа был выступ какое-то подобие кровати из голых досок, около двери поставлено грязное помойное ведро, из которого выходило омерзительное зловоние. Ни стола, ни тумбочки в карцере не было, лишь голые серые стены мрачно смотрели со всех сторон. Потолок почти осыпался, местами виднелись даже кирпичи.
Мария Ивановна, сильно изможденная за день допросом и страхом, не покидавшим ее ни на минуту, легла на голые доски, подложила под голову свою руку и быстро заснула. Рано утром ее разбудил звук, будто кто-то открывал дверь тяжелым ключом. Мария Ивановна быстро встала. Все ее кости просто ныли от лежания на голых досках. В дверь вошел солдат на вид лет сорока в серой свежевыстиранной гимнастерке и фуражке.
- Выходи! - сказал он грубым голосом, глядя на женщину. - Руки за спину! Шагай по коридору!
Мария Ивановна молча повиновалась приказу. Они пошли по длинному коридору, которому не видно было ни конца, ни края. Освещение было тусклым, видно лишь было только перед собой. Мысли путались в голове, безысходность снова овладело ее сердцем, печаль нахлынула, словно волна. Мария Ивановна начала читать молитву про себя: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
Солдат приказал остановиться у одной из дверей. Постучав и заглянув туда, он отрапортовал, что привел задержанную.
- Заводите! – суровым басом скомандовал человек, сидевший за столом.
Солдат слегка протолкнул женщину вперед, и та оказалась в большом кабинете, а сам вышел в коридор. Кабинет казался светлым от множества светильников разной формы. Вдоль стены стоял большой шкаф с множеством отделений и дверок. В каждом из них лежало множество дел заключенных, книги, письма, инструкции. Ближе к окну стоял стол. Он также был завален всевозможными папками и журналами. Посередине стола сидел огромный полный мужчина с залысиной на голове.
- Садитесь! – сказал он, указывая на стул, стоявший перед ним.
Мария Ивановна села. Мужчина надел большие очки и принялся листать дело. Это была большая толстая папка, сшитая по краям сургучом. Вся эта атмосфера, царившей неопределенности и страха, сильно давила на психику. Многие не выдерживали и подписывали все, что им предлагали. Страхом было объято все. Им пропитались даже мрачные стены. Мария Ивановна сидела и тихо молилась про себя. Только молитва и спасала ее в тот момент от того, чтобы окончательно не сломаться.
Мужчина снял очки и поглядел на Марию Ивановну. Его властный взгляд пронзил ее до глубины души. В нем не было ничего святого, только усмешка над беспомощностью сидевшей рядом женщины и пренебрежение.
- Ну, вот что, голубушка, - начал мужчина, стараясь смягчить свой строгий взгляд, - дело Ваше не завидное скажу Вам прямо. Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности, в подрыве нашего советского государства через проповедование религиозного культа. За это по закону Вам грозит смертная казнь. Но ее можно избежать, если Вы сейчас же отречетесь от Вашего Бога и признаете, что все это лишь Ваше заблуждение и пережитки прошлого. Вам дается последний шанс, чтобы себя оправдать. Подумайте внимательно над моим предложением. Через неделю дадите мне свой ответ в письменном виде. А пока конвой проводит Вас в камеру, в особую камеру с комфортом, чтобы Вам легче было принять правильное решение. Вы согласны?
Мария Ивановна молчала, слегка склонив свою голову. Продолжая свою внутреннюю молитву, она будто бы ничего и никого не замечала. Ее ум и все мысли были там, на небе с Господом.
- Конвой! – крикнул мужчина так, что Мария Ивановна от неожиданности вздрогнула.
Солдат, который все это время стоял за дверью, вошел в кабинет.
- Товарищ Менделеев, проводите эту женщину в нашу особую камеру и не стесняйте ее не в чем.
- Так точно, товарищ Карпов! - по военному отчеканил Менделеев и, подойдя к Марии Ивановне, деликатно обратился к ней. - Пойдемте, гражданочка, я Вас провожу.
Солдат слегка взял за руку Марию Ивановну. Она встала со стула и пошла вперед. Менделеев вышел, закрыв за собой дверь кабинета. Карпов продолжил что-то писать.
Солдат привел женщину к камере, которая находилась в другом крыле большого здания. Открыв дверь ключом, он ввел в нее Марию Ивановну.
- Располагайтесь, будьте как дома!
Камера действительно была не похожа на те, в которых Мария Ивановна провела все время своего заключения. Окно было светлое, наполовину занавешенное плотными шторами. В углу стол небольшой диванчик и стол, по бокам которого стояла пара стульев. С противоположной стороны стояла кровать, только что заправленная чистым постельным бельем.
«Как в санатории, в котором я никогда не была» - подумала Мария Ивановна, рассматривая свое новое место пребывания. Все было словно во сне. Постояв немного у двери, она села на стул. Затем выложила руки перед собой на стол, на них положила свою голову и слегка задремала. Через час кто-то повернул ключом в железной двери. Женщина проснулась и обернулась. Принесли обед. Он состоял из первого, второго и компота. Мария Ивановна была чрезвычайно удивлена всей этой необычной перемене. Но приняв это как должное, подаваемое ей Рукою Самого Господа, женщина съела все, что ей принесли, поблагодарив Бога за такую милость к ней. В таком комфорте она прожила неделю. На допросы не вызывали. Обходились с ней любезно, тем самым, стараясь усыпить бдительность и сыграть на ее чувствах. Но Мария Ивановна почувствовала, зачем ее поселили в такую комфортную камеру.
Наконец, через неделю ее вызвали на допрос. За столом сидел все тот же Карпов. Его вид был не таким, каким в прошлый раз его видела Мария Ивановна. Теперь на его лице была безликая улыбка, которую он как мог старался удержать.
- Голубушка, присядьте! - начал как можно мягче человек в очках. - Понравились ли вам наши апартаменты, в которых вы провели последнюю неделю?
- Понравились, - тихо ответила Мария Ивановна.
- Это все цветочки, - продолжил он, - вас ждут еще более прекрасные места, от которых вы будете просто очарованы. Взамен мы хотим от вас всего лишь одного. Наверное, вы догадываетесь, о чем я хочу сказать?
Карпов снял очки, слегка прищурив левый глаз. Мария Ивановна стояла рядом со столом и чувствовала, как по ее жилам течет кровь.
- Да, я знаю.
- И что же? – Карпов, неожиданно надел очки и встал из стола.
- Чтобы я отреклась от Бога.
- И что же? – вновь повторил Карпов, слегка нахмурив лоб.
- Никогда от Тебя не отрекусь, Господи! – ясно проговорила Мария Ивановна.
Это было для Карпова словно гром среди ясного неба. Он моментально взбесился, швырнул со стола папки с разными делами от своего бессилия что-либо сделать с этой непокорной женщиной.
- Конвой! – взревел Карпов. – Расстрелять ее немедленно!
В кабинет вбежали два молодых чекиста с винтовками за плечами. Они грубо взяли женщину за руки и вытолкнули ее из кабинета. Мария Ивановна не чувствовала страха. Она тихо молилась, погружаясь полностью в молитву ничего вокруг себя не замечая. «Господи, да будет воля Твоя! Прости им, ибо не ведают, что творят», - тихо про себя сказала Мария Ивановна. В эту минуту она вспомнила свою дочь. Мария Ивановна также молилась и за нее, чтобы Господь образумил ее. Через полчаса женщину расстреляли. Солдаты, которые приводили свой кровавый приговор в исполнение, удивлялись мужеству и спокойствию духа этой русской женщины. Последние ее слова были: «Я вас всех очень люблю!». Грянул залп, и мертвое окровавленное тело медленно сползло по каменной стене, куда ее поставили.
Эпилог.
Прошло пятьдесят пять лет. Жизнь коренным образом изменилась. Тех, кто был несправедливо осужден или расстрелян в годы советской власти, реабилитировали, в том числе посмертно. Могилка Марии Ивановны была на небольшом заброшенном кладбище недалеко от Ленинграда. Вера Анатольевна, дочь расстрелянной Марии Ивановны, переехала в Москву. Всю жизнь проработала инженером на заводе. Пять лет назад она похоронила мужа. У нее осталось трое сыновей и девять внуков. Все это время Вера Анатольевна жила в хорошем достатке. Муж занимал высокую должность, дети получили хорошее образование, но все равно душа ее болела. Болела от того, что она раньше плохо поступала со своей матерью и как однажды бросила ее одну в самый трудный для нее час. Теперь она мечтала найти могилку своей матери и попросить у нее прощенье за прошлое.
…Автомобиль «Волга» ехал по окраине Ленинграда. Стояла сухая, солнечная погода, не типичная для этих мест. Впереди Вера Анатольевна увидела множество крестов, стоявших вразнобой. «Это оно. Мы нашли его» - подумала Вера Анатольевна, и ее сердце стало биться учащенно. Ее интуиция не подвела. Водитель остановился. Вера Анатольевна вышла из машины и с небольшой сумочкой вошла в ворота старого кладбища, хотя ворота были условными, состоящими из одной прогнившей арки. Вера Анатольевна долго ходила по кладбищу, буквально, вглядываясь в каждую из могил. Наконец, она подошла к одной из них, самой простой и неприметной, давно заросшей крапивой и бурьяном. Лишь невысокий крест указывал на то, что на этом месте кто-то похоронен. Рядом с крестом валялась высветившая табличка, на которой было написано: «Брежнова Мария Ивановна. Заключенная номер 82. Родилась 15 августа 1882, расстреляна 23 апреля 1934 года». Вера Анатольевна упала на колени и взяла в свои руки табличку. Это все, что осталось у нее от матери. «Прости меня, мамочка! Прости меня, моя родная! – громко сказала она. - Как же я была тогда не справедлива с тобой!». Она обняла руками покосившийся крест и громко зарыдала. Но никто ее не слышал. Лишь где-то вдалеке на другом конце кладбища раздавалось эхо безудержного рыдания, так и не принятого прошлым.
