Одиночество

Шёл снег. Крупные белые хлопья неторопливо падали на аллею. Солнце давно скрылось за горизонтом и старику освящал путь лишь свет жёлтых стационарных ламп. Он тоже не торопился. Это место было для него особенным. Воспоминания давно ушедших дней то и дело накатывали, будто порывы декабрьского холодного ветра. Детский сад, школа, институт. Его юность гуляла здесь добрую половину своей жизни. 

     Этот видавший виды человек шёл без очков. Снег копился на его шапке и пальто, а ветер игрался с короткой седой бородой. В одной руке он нёс трость, в другой — маленькую посылку. Атмосфера волшебной зимы, создаваемая герляндами и украшениями, вплеталась в его воспоминания, даруя небывалую лёгкость. А очищенная ото льда каменная кладка создавала чувство уверенности. 

     Весёлое, опьяняющее чувство предстоящего праздника вмиг застыло. Среди торопящихся людей он увидел семью с детьми. Молодая пара, а с ней два смеющихся ребёнка. Улыбка едва прикоснулась к губам остановившегося старика, но тут же исчезла. К нему пришли иные воспоминания. Намного более поздние и намного менее радостные. 

     Пять лет назад от него ушла жена. Ничего не сказав, она просто исчезла, оставив записку на столе. Мария Петровна жаловалась на скучную, серую жизнь. На опостылевшую советскую квартиру. На нищенскую зарплату. Ей надоела эта жизнь. Ей надоел он. 

     Даже спустя пять лет Валерий Николаевич испытывал щемящее чувство в груди от одной только мысли о ней. Его охватывали грусть и тоска. Но не сегодня. 31-е декабря. Впервые за долгое время, его единственный сын должен был приехать к нему. Отдохнуть от жизни большого города в глубинке. Да, Москва. С последнего визита в столицу прошло много времени. Город изменился. Но в воспоминаниях Валерия Николвевича он остался столь же светлым и прекрасным. Уже под новые, обновлённые картинки неизменного прошлого, старик вновь посеменил дальше по аллее. 

***

Вот и она. Его квартира. Дом, в котором он прожил без малого сорок лет. Поднимаясь на третий этаж родного подъезда, он то и дело встречал соседей. Раньше, в былые времена, люди были людьми. И хоть новые поколения всё более походят на шакалов, словно сбиющихся по цвету шкуры, старики помнят истинное значение слова дружба. 

     Шесть часов вечера. Все приготовления сделаны, стол накрыт. Теперь, когда у него есть порядочно времени, Валерий Николаевич решил вскрыть посылку. Письмо. Старомодная, но всё же очень приятная привычка. В своё время, он долго боролся со своим сыном, чтобы тот начал слать бумажные письма. Надев очки, старик в предвкушении вскрыл конверт. В руку ему упал аккуратно сложенный лист белой, высококачественной бумаги. Отложив на деревянную тумбочку ножницы, Валерий Николаевич надел очки, развернул письмо и начал читать. 

     Лицо его не выразило ни одной эмоции. Старик лишь молча снял очки и уставился в пол. Он… Не приедет. Его сын, которого Валерий Николаевич так долго не видел, не приедет. Написал, что много работы. И всё. 

     Старик встал со стула и побрёл на кухню. Заварил чай. Но он не шёл. Дом был совершенно пустым, создавая гнетущую, неприятную атмосферу. От былой радости не осталось ни следа. 

     Семь часов. Восемь. Девять. Наконец, пришло время полуночи. Валерий Николаевич встал перед телевизором с бокалом шампанского и с уважением взирал на президента. А тот всё продолжал говорить. И потом наступил бой курантов. Двенадцать ударов. 

— С новым годом, — хриплый голос старика потонул в пустоте квартиры. Он прозвучал с такой надежой и мольбой. Валерий Николаевич одним залпом вылил содержимое бокала себе в глотку, сел на стул и заплакал. Скупые, горючие слёзы текли по его щекам. Впервые за всю свою жизнь, он почувствовал себя действительно брошенным. Никому не нужным. 

     Протяжно вздохнув, Валерий Николаевич вытер слёзы платком. Потерявший всякий аппетит, он задул свечи и пошёл в свою комнату. Дверной звонок застал его в коридоре. Поначалу робко, сердце Валерия Николаевича наполнялось слабой надеждой. Он засеменил к выходу. Оказавшись у железной, обитой дермантином, двери, старик остановился. Мгновения нерешительности терзали его разум и сердце. Наконец, он открыл дверь. 

     Перед ним предстали мужчина с женщиной и тремя детьми. Они стояли перед входом и весело улыбались. Мир словно застыл. Хлопая глазами, старик в тапочках переступил через порог.

— Сашенька, это ты? 

— Да, пап. Я вернулся. 

     Мгновения — и отец бросился в объяться к своему сыну. Вновь потекли слёзы. Но не от горя, нет. От счастья. 

     Потом уже семья вместе прошла в гостинную. Сидя за столом, близкие делились свежими новостями, шутили, смеялись. Валерий Николаевич был счастлив. Один из немногих его ровестников, кто получил подобную роскошь.