Сплошная линия

СПЛОШНАЯ ЛИНИЯ

Машину тряхнуло.

Рита покосилась на мужа: тот недовольно скривился, но промолчал. Но тут колесо опять наскочило на яму, и Игорь не выдержал:

— Господи, Рита! Ты не видишь эти долбанные дыры? Это же не дорога, а чертово решето!

Рита прикусила язык, хотя «ответочка» уже лезла на язык. Умник, блин! Как их увидишь, когда сумерки такие, что даже сосны на обочине сливаются в сплошной серый частокол.

Она переключила на нейтралку, сбавляя скорость накатом. Когда стрелка спидометра показала девяносто, она снова воткнула передачу. Но педаль сцепления соскочила с туфельки, и «Тойоту» ощутимо тряхнуло.

— Ты издеваешься? – Игорь взмахнул руками. — Неделю назад только сцепление поменял!

Она снова промолчала, лишь костяшки пальцев побелели на руле. Ответное раздражение набирало силу. Добавляла еще и «Нива», «тошнившая» впереди со скоростью в семьдесят, хотя черта города осталась позади уже с десяток километров.

Выждав, она решилась на обгон и вдавило акселератор. Но водитель «Нивы» словно проснулся, а может и назло, но тотчас же «втопил» до сотни. Это еще больше раззадорило Риту, и вместо того, чтобы вернуться, она разогналась еще больше. Впереди уже маячил красный свет железнодорожного переезда, когда ей удалось вернуться на свою полосу.

— Тормози! – Игорь подавил желание схватиться за руль. Совсем сбрендила, что ли? Как школьница!

Но Рита и так уже тормозила.

«Тойота» остановилась перед опустившимся шлагбаумом. Хотя капот и влез немного под красно-белую деревяшку.

— Ты бы еще под поезд залезла…

— Ну не залезла же!

— Я уже молчу, про сплошную, которую ты проехала.

— А ты что – инструктор? – Взорвалась она. – Что ты на меня насел? Недоперепил?

— Рита…

Игорь понял, что перегнул, но было поздно.

— Что – Рита? – В голосе жены звонко билось раздражение. – Чего ты сам за руль не сел? Ах, ну да! Тебе же надо было «намахнуть»!

— Не начинай… Я пропустил-то всего три пива. Мы с ребятами сто лет не виделись!

— И конечно сразу надо «накидаться»?!

— Да не напивались мы! – Гаркнул Игорь и осекся.

— Не кричи на меня! – Взвилась Рита. – На дружков своих алкашей ори, а меня не трожь!

— Ну, Рит…

— Убери руки! – Она откинула легшую на плечо ладонь. – Пожалеть тебя, что ли? Иди к мамочке своей! Она-то сынку приласкает, не то, что злобная невестка.

— Маму не приплетай! – Игорь выдохнул, но остановиться не смог. – Твоя-то тоже хороша! В глаза – Игореша, Игорешенька! А за спиной? Лицемерная с…

— Ах ты! – Рита замахнулась, чтобы дать пощечину, но муж оттолкнул руку, и она больно ударилась о панель. Обручальное кольцо впилось в палец, и ей стоило огромных усилий не скинуть его на пол.

На глаза навернулись слезы. Она снова заговорила, что-то нарочито обидное. Тяжелые слова уже не искали истины, а просто били наотмашь. Игорь что-то отвечал, пытался перебить, звенела хлесткая ругань. Весь этот поток проносился над сознанием обоих, размываясь в неразборчивый шум. И лишь обида, как накипь, оседала в обоих крепким налетом.

Вскоре слова и вовсе потонули в грохоте приближавшегося состава. Товарные вагоны гремели так, что фразы рассыпались, едва слетев с губ.

Тогда супруги замолчали, уставившись в ползущие перед ними цистерны. В красных отсветах светофора те казались демонами из преисподней, выбравшимися поглумиться над ними. И ползущими нарочно неспешно, чтобы напитаться разыгравшейся перепалкой.

Игорю хотелось выйти из машины и пойти прочь, не оглядываясь. Вдоль путей, вслед уходящему составу. Вслед грохоту, чтоб заглушил обиду и дурные мысли.

Рите же хотелось просто исчезнуть. Уйти, уехать на попутке или «ломануться» через лес. Просто взять и пропасть, но чтоб тяжелый груз слов остался здесь и не последовал за ней.

Но что-то держало обоих. Руки даже не потянулись к дверцам. И когда поезд ушел, а шлагбаум подняли, Рита просто включила передачу, и они поехали дальше.

Ехали молча. Урчал двигатель, шумел встречный ветер, скрипела на кочках подвеска. Но никто не нарушал тягостного молчания. Даже когда Рита перепутала передачу, и машину вновь ощутимо тряхнуло, Игорь просто отвел глаза.

Лесная дорога тянулась монотонно. Встречных машин не было, попутные разъехались по своим поворотам. Стемнело совсем, и мрак накатывал со всех сторон, превращая шоссе в подобие тоннеля.

Свет фар выхватывал лишь кусочек асфальта, но с неизменной разделительной полосой. Казалось даже, что кусочки эти, нанизанные на белый стержень, просто идут по кругу. А «Тойота», будто белка в колесе, наворачивает по ним виток за витком.

Подогретая обидой, фантазия ложилась на разум сонной пеленой. Нет-нет, она не усыпляла. Но убаюкивала настолько, что мир за границей света попросту переставал существовать.

Потому она и не расслышала вскрика мужа:

— Осторожно!

На границе тьмы мелькнула фигура косули. Животное выскочило с обочины и замерло, ослепленное светом фар.

Рита резко вывернула руль и вдавила тормоз. Машину крутануло и понесло к противоположной обочине.

Дальнейшее происходило, будто в пелене.

Рита слышала дребезг, слышала хруст и звон. Защекотало лицо, будто прыснуло по коже ледяной крошкой. Она почувствовала, как внутри образовался тугой комок, а вместо ремней к груди прижались железные прутья. Да так, что выдохнуть получалось через раз. А по всем нервным окончаниям прокатился болезненный импульс, пропитанный диким страхом.

Спустя несколько секунд пелена прошла. Отступила и боль со страхом, и Рита поняла, что это был просто приступ паники.

Машина стояла на противоположной обочине. Двигатель был заглушен, но особых повреждений заметно не было. Даже лобовое, хоть и поцарапанное накануне изношенными «дворниками», оказалось вполне целым.

— Рита… — Игорь положил ей руку на плечо. Странно, но сейчас ей совсем не хотелось ее скидывать. Даже наоборот. Она чувствовала исходящее из его пальцев тепло. Родное, любимое. – Ты прости меня. Я был не прав.

Рита посмотрела мужу в глаза. Грусть таилась в них, но любви было гораздо больше. И это были те самые глаза, в которых она всегда тонула без остатка.

— Я люблю тебя! Люблю! Знай это, несмотря ни на что.

— И я тебя… люблю, — произнесла Рита и выдохнула. Тягость уходила, вместе с ней улетучивалась и обида.

— Спасибо. Я счастлив. Действительно счастлив. Спасибо.

Он улыбнулся, но грусти в улыбке прибавилось. А потом замахнулся, и влепил ей пощечину. Со всей силы.

— Ты с ума сошел?

Но Игорь замахнулся, и снова дал ей оплеуху:

— Не спи! Не спи, Рита! – повторял он. Яростно, но все с той же грустной улыбкой. – Не спи!

Она почувствовала, как тяжесть на грудь вновь наваливается тяжесть. Рита хотела закрыться, но не могла. Хотела кричать, но язык не слушался. Лишь тяжесть продолжала сжимать ребра, подминая ее под собой, и закрывая странный взгляд Игоря.

— Не спи!

***

Женщина закашляла. Стеклянная крошка посыпалась с ее щек, будто слезы.

— Она в сознании! – Крикнул врач. – Давайте, ребята, грузим! Только аккуратно, у нее серьезный перелом грудной клетки!

Санитары быстро, но без лишней суеты, затолкали носилки в салон «реанимации». Команда медиков работала слажено, как всегда.

Врач бросил последний взгляд на раскуроченную «Тойоту».

Перед машины будто обнял дерево. Лохмотья сработавших подушек свисали и лежали среди битого стекла, а на остатках капота блестели свежие пятна крови. Передняя панель свисала на вдавленном в салон двигателе.

К счастью, это была не кровь женщины. Хотя присказка: «к счастью» тут была излишня. Но все же, она выжила.

— Чудо… — Пробормотал врач, запрыгивая следом. – Просто чудо…

Захлопнулись створки, и, вспугнув окружающий массив сиреной и синими огнями, машина устремилась к городу.

Маневрируя с места ДТП, она чуть не зацепила другую «скорую». Такую же белую газель с красным крестом, только с панелями вместо салонных окон.

Санитары, возившиеся возле нее, не торопились. Один, пожилой, затягивал ремни на носилках, закрепляя их на темном полиэтилене. Второй, молодой, отошел на несколько шагов и ругался по телефону:

— Я тебе говорил, что купим? Значит, купим! Хватит капать мне на мозг! – Он отчаянно жестикулировал, будто собеседник мог его увидеть. – Никуда эта секция не денется! В этом магазине или другом, но не раньше зарплаты. Я на «труповозке» работаю, а не «Боинге»!

С полминуты санитар слушал эмоциональную речь на том конце провода, потом зарычал, и выключил телефон:

— Овца тупая!

Пожилой посмотрел на его с сочувствием и осуждением одновременно:

— Зря ты так, Петя. Наговорить можно много чего, да за всей шушерой главного не упустить.

— Петрович, да что там главное? – Молодой кинул телефон в карман спецовки. – Она же мне мозг съела! Пять лет женаты, а все по кругу!

— Ты, когда за рулем, сплошную часто пересекаешь?

— Чего? – Молодой моргнул непонимающе, но ответил:

— Я же не дурак! Мне права карман не тянут. Ну… Разве что случайно…

— Случайно, или пока «гайцы» не видят. Верно? – Тот нехотя кивнул. – Аккуратненько главное пересечь обратно, и снова все в ажуре. А вот эту сплошную, — Петрович застегнул молнию мешка. Темный материал лег на неподвижную грудь погибшего, скрывая страшные раны, — пересекаешь только раз. И никогда не узнаешь, когда это случится.

— Ты к чему это?

— А к тому, что тебе решать. Бытовая шелуха будет на этой линии, или все-таки главное. – Петрович на секунду опустил взгляд. — Вот ты сейчас смотришь на меня, и думаешь: что за чушь он несет, старый придурок. – Пожилой санитар вновь поднял глаза, и Петр вздрогнул от их пронзительного холода. — А ведь я так же, только двадцать лет назад, не успел сказать жене главного. Отругать успел, за то, что свет не выключила, и тот горел всю ночь. Про счетчик и безалаберность – тоже успел. А главного – нет. Так что…

Петрович тяжело вздохнул.

— Так что просто позвони ей. И скажи то, что у тебя в сердце, а не на языке.

январь, 2020 год.