Размышления о жизни (из цикла "Бессмертие, Человечество, Россия - глазами умерших")

   Трудно прожить земную жизнь, не совершая грехов. По себе знаю. Я наделён такой структурой наивности, что судьба не позволяет мне делить людей на нужных и ненужных. Я общаюсь со всеми, кто, хоть как-то пытается общаться со мной. И, даже, если не пытается, я могу первый начать разговор, даже с абсолютно незнакомым мне человеком. Это от меня не зависит. Будто, специально, в процессе земной жизни я должен пропустить через своё сознание определённое количество людей, чтобы обрести определённую жизненную мудрость. Во мне нет контролируемой, целенаправленной скрытности. Я не осуждаю скрытность, как чуждую, вредную для человека структуру. Без неё трудно жить в нашем непростом мире. И, уж тем более, без этой структуры внутренней защиты человека, немыслим подъём по карьерной лестнице. Но во мне эта структура работает неадекватно. Я могу открыться душой, совершенно незнакомому человеку. За что и совершил в жизни много ошибок. Принял немало боли. И был обманут, множество раз. Мне самому интересно, почему я до сих пор живой? Или, почему не сошёл с ума от такой жизни? Анализируя свою жизнь, я прихожу, лишь к одному выводу. Те силы, которые направляют меня на такую жертвенную жизнь, меня же и оберегают. У меня не выходят из головы слова моей покойной супруги: «У тебя сильные ангелы-хранители. Сколько я тебя знаю, ты, уже не раз должен был умереть». По крайней мере, я знаю, наверняка. Чтобы писать подобные книги, человек должен пройти сквозь огонь, воду и медные трубы. И не раз. Это не моё сладкое хвастовство. Это − моя горькая правда.

   Каждый из нас рождён с определённой мерой сопротивления грехам. И у каждого человека эта мера имеет свою силу. У кого ─ большую, у кого ─ меньшую. Эту силу не выбирают. Она, с рождения наделяется реинкарнацией. Если пытаться отвергать структуру реинкарнации, то, как объяснить те факты земной жизни, когда дети (2-3 летнего возраста) рисуют миры, которые люди видят в состояние клинической смерти? Исходя из этих соображений, я могу многое простить своему обидчику. Единственное, чего я не смогу простить, наверняка, так, это ─ подлость. Многим носителям тяжких грехов я могу смело заявить: «Я имею больше грехов, чем вы. Но я не имею ваших грехов».

   Нижеприведённая притча, вылетевшая из моего сознания в состоянии медитации, более подробно обрисует моё мировоззрение.

   К одному правителю привели убийцу, дабы осудил он его. «Что просите для него» — молвил правитель, обращаясь к народу. «Он убил безвинного человека, оставив женщину вдовой, а детей — сиротами. Его вину смоет только смерть» — отвечали люди.

   Подозвав, поближе женщину с детьми, правитель спросил: «Будете ли вы счастливы, если мы казним этого человека?» Женщина отвечала: «Счастье наше ушло и смерть другого не вернёт его. Рассуди по милости, государь». Выслушав женщину, правитель объявил народу: «Я повелеваю сему убийце быть мужем и отцом, взамен убиенного. А дабы он не извёл эту семью, в их дом будет послан смотритель, которого обязан содержать виновный. Каждый год мы будем подводить итог сего замысла. Если по истечении года, виновный не сможет вернуть в домашний очаг обиженных семейное счастье, быть ему привязанным на один месяц к позорному столбу. Если он попытается бежать, то, будучи пойманным, ему отсекут ноги. Но и в этом состоянии он обязан будет возместить вдове и детям убиенного, продолжая жить с ними одним очагом и испытываться раз в год, при неудовлетворении приговора, позорным столбом. Если же он покусится на жизнь вдовы или её детей, быть ему, до скончания века своего, прикрепленным к позорному столбу, будучи кормленным и поенным, дабы не умереть от истощения.

   Моё мнение будет таково и суд мой, справедливее того соблазна, который вы предлагаете для виновного, в виде смерти. Справедливее, чтобы виновный при нас исправлялся, нежели, чем, уйдя в царство мёртвых, продолжал свои козни, на которые будет вдохновлять его не исполненное наказание. Суд же Божий найдёт всех нас, в своё время».