Dream vision

Dream vision – направление живописи в импрессионистическом стиле, созданное Никасом Сафроновым. В изобразительном искусстве я – профан, галереи посещаю только потому, что «краси-и-и-во», и внешнюю особенность картин, написанных в технике dream vision, могу объяснить исключительно с субъективной точки зрения.

Они… бросаются в глаза мгновенно. Эти картины, независимо от сюжета, содержат в себе единственную четко прорисованную деталь, а остальное представляет собой мозаичный фон, который расплывается всё больше и больше по мере удаления от «фокуса». Мазки на всех второстепенных объектах выглядят так, словно их затерли столовой салфеткой или же поскребли ножом.

Когда я смотрю на картины dream vision, то думаю о том, что Никас Сафронов этой техникой передает нашу жизнь: нам свойственно концентрироваться на чем-то одном – приоритетном для нашего восприятия, составлять индивидуальную систему координат, не замечать того, что ценностно отдалено от нашего Эго.

… Думаю я часто; например, сейчас. Всё равно мы сдаем гендерную психологию, и предмет интересен сам по себе, но учить по нему практически ничего не нужно: кто из нашей группы отменных социологов не расскажет без подготовки о существенных различиях между мужчинами и женщинами?

Передо мной еще четыре человека, поэтому я размышляю на тему «из-за чего мы с Сашей больше не лучшие подруги?». Мы не разговариваем около месяца – с того самого вечера, как я попросила Сашу решить, что для нее приоритетнее: обида на меня или дружба со мной. Саша выбрала первое, и теперь всякий раз, как она появляется на горизонте с Лизой, мне хочется накричать на нее.

Лиза – бывшая лучшая подруга Саши. Общаясь со мной, Саша находилась в конфликте с Лизой, так что я выслушала о ней очень много эмоциональных, негативных фраз. Однако в день, когда наша с Сашей дружба закончилась, она появилась на лекциях в компании Лизы. Саша сделала, по моим меркам, две неприятные вещи: воспользовалась желанием Лизы возобновить общение; променяла меня на Лизу, как будто ей всё равно, с кем общаться, как будто это не она говорила «Вета, ты самый близкий человек из всех, кто у меня есть. Ближе тебя разве что мама».

Убийственные двойные стандарты!

Встречаясь с Сашей, я испытываю мерзость, идентичную той, с которой люди достают из раковины на кухни кусочки еды, не проходящие в слив. Выдергивая из мысленного хаоса разрозненные воспоминания и подводя итоги ночного ретроспективного анализа, я хочу понять причину своей злости.

Это чувство – следствие обиды за то, что Саша выбрала прекратить дружбу со мной? Оно – оправданная реакция на нынешнее предательское поведение Саши? Показатель того, что я не хочу вычеркивать Сашу из своей жизни?

Все мои внутренние ощущения смешиваются. Я искренне сожалею, что наша с Сашей прекрасная дружба оборвалась резче, чем гитарная струна; меня раздражает, что Саша своим поведением уничтожает то хорошее, что нас связывало. Я готова пойти дальше без Саши, но мне трудно двинуться с места, потому что точкой невозврата для нас стала нелепая квинтэссенция ошибок и непонимания: я не хотела бесконечно извиняться за проступок, который привел к нашей ссоре, а Саша, может быть, только этого и хотела; она привыкла, что люди ходят за ней и просят о снисхождении, а я свою позицию обозначила сразу – «Саша, я виновата. Извини. Либо ты меня сейчас прощаешь, либо нет».

Нет ничего странного в том, что люди срываются на других, если им плохо. «Я всего лишь не смогла оказать тебе поддержку, Саша, потому что сама в этот момент в ней нуждалась. Что в этом такого?»

– Саша?

– Да?

– Давай отойдем. У тебя есть минута?

Мы удаляемся в темный угол, подальше от студентов из нашей группы, которые взволнованно обмениваются впечатлениями о прошедших экзаменах, и я отдаю Саше браслет на сером шнурке с кулоном в форме её любимой Эйфелевой башни.

Бормочу, потому что мысли расползаются в голове, как змеи:

– Это тебе. На Рождество. Кто ж знал, что за время доставки посылки столько всего изменится...

Саша улыбается, и выглядит это как «надо улыбнуться».

– Спасибо. А у меня вот нет для тебя подарка...

Я не предвижу ее ответ, только и не удивляюсь: требовать, брать, а отдавать исключительно «под настроение» – это свойственно Саше. Она поразительно теплый человек, но перестает проявлять свою манящую доброту, если что-то в отношениях перестает соответствовать ее идеалам.

Возможно, это знаю лишь я: Саша – зависима. Она не может пережить одиночество, смириться с тем, что ее бросили, и нет для нее ничего страшнее, чем понимание того, что человек уходит от нее сам.

… Злость на Сашу угасает во мне очень резко, будто кто-то наскоро ретуширует необычный фон, придавая второстепенным деталям однозначное прочтение. Я не отпускаю, не прощаю, но начинаю представлять себе, как происшедшее между нами видит Саша.

Она же ищет идеального человека, который примет ее со всеми заморочками, строит иллюзии и сильно разочаровывается, если оказывается, что у человека тоже есть отрицательные черты характера, которые нужно принять. В этом Лиза безукоризненна: она всегда тихая и молчаливая, как бы Саша себя ни вела.

Для девушки, которой исполнилось двадцать лет, Саша, конечно, слишком капризна, но, если я таких людей не люблю, не значит, что никто не любит. Более того, многие мои знакомые именно такими людьми [Сашей] дорожат по-особенному, ценят в них что-то, что кроется под бесконечными требованиями.

Ладно. У каждого свой dream vision.

А у Никаса Сафронова есть много прекрасных, однозначных по технике исполнения картин.