Чудеса

                                       Галина Комаровская

ЧУДЕСА

Каждое воскресенье их ждут, и они приходят, иногда их больше, иногда меньше. Городской рынок, заполненный продавцами, покупателями, зеваками, фотографами и журналистами со всего света, вибрирует в напряженном нетерпении.

Они идут не быстро и не медленно, светлой стайкой рассекают толпу, молчаливо расступающуюся, благоговейно впитывающую притягательное зрелище: явление Бессмертных простому люду.

Главная Поля обычно идет впереди, прокладывает дорогу остальным. Она самая высокая, ростом не менее двух метров. Белые, мелко кудрявые волосы одуванчиком вытягивают вверх длинную тонкую шею. Огромные, небесной чистоты голубые глаза, не затененные ни ресницами, ни бровями искрятся радостью, заставляя не замечать плотной сеточки мелких морщин на лбу, щеках и подбородке. На розовых губах, не соответствующих блеклой коже лица, постоянно играет улыбка. Её губы очень подвижны, будто Главная Поля постоянно что-то беззвучно поёт или декламирует.

Следующая за нею Поля ростом пониже, сантиметров сто девяносто. Её седые волосы не кудрявятся мелкими завитками, а длинными локонами падают на плечи, прикрытые, как и у Главной Поли, только застиранной до белизны больничной рубахой, когда-то голубой в синий цветочек. Остальные Поли, среди которых присутствует и низкорослый, ростом чуть повыше метра восьмидесяти, старичок, идут чуть поодаль. Старик обычно замыкает шествие. Он идет, широко расставив руки, как бы очерчивая собой границу между Полями и зачарованной толпой.

На рынке Поли ходят между рядами, торговцы суют им в руки свой товар, но Поли принимают дары не у всех и ни как попало. Они берут картошку в сумках, яйца, морковь, яблоки и другие фрукты в корзинах, молоко в бутылках, сметану в банках. Затем выходят за ворота рынка и тут же раздают только что полученные дары в протянутые руки желающих получить продукты, считающиеся целебными от прикосновения к рукам Бессмертных.

Иногда Поли, раздав все до последней морковки, возвращаются на рынок и снова собирают подарки от одних, чтобы тут же раздать другим. От погоды их маршрут, одежда и действия не зависят. Зимой и летом они носят только рубахи на голое тело, их ноги обуты в самодельные ковровые тапочки и потому дорогу от больницы до рынка в воскресные утра еще затемно чистят вначале уборочными машинами, а затем выметают метлами до последней грязинки или снежинки. А случись образоваться наледи, желающих сколоть лед с бетонной дорожки, проложенной от горбольницы до рынка специально для Бессмертных, больше, чем лопат в городском хозяйстве.

С собой в отдельно стоящий больничный флигель они уносят корзину яблок, морковь, сельдерей, по сезону — лукошко ягод или вишни, редиску и зеленый лук.

Торговцы заполняют рынок плотными рядами, каждое место драгоценно и по стоимости, и по прибылям. Для Полей торговцы свой товар не только не жалеют, а напротив удручаются, если не удается подарить именно свой мешочек или корзинку, так как рынок своим существованием, а значит торговцы своим бизнесом, заработком и, что немаловажно, причастностью к Чуду, обязаны Бессмертным Полям.

Иногда, обычно новички-торговцы, пытаются и деньги сунуть в руку или в корзинку, прикрыв огурчиками или пучком укропа, но Поли зоркие, прямо как ястребы, оскверненные купюрами дары немедленно возвращают глупым людям.

Среди людей, почитающих Полей святыми, есть и подражатели. Некоторые носят в любую погоду только ситцевые рубахи и ковровые тапочки и, если не простужаются, не заболевают воспалением легких и циститом, то бывает, что избавляются от ревматоидного артрита, ишемической болезни сердца, а то и рака нескольких неоперабельных видов.

Постоянно разносятся слухи о бывших больных, особенно диабетиках, выздоровевших благодаря поеданию продуктов, полученных из рук Полей. Правда существует утверждение, что эффективна польная диета только в том случае, если кроме этих освещенных Бессмертными продуктов, ничего другого за несколько недель съедено не было.

А началась эта история много лет назад с неприятности, впрочем, много чего замечательного под нашими небесами началось с, казалось бы, плохого, как, впрочем, и много ужасного оттолкнулось от событий, по первости провозглашенных великорадостными.

В этом небольшом провинциальном городке, назовём его для краткости Х, в давнем году опять прохудилась крыша в городской больнице. Свободных денег у городских администраторов на ремонт не было, а если бы и были, то на что их тратить в первую очередь было неизвестно, так как школа также не блистала необходимым ремонтом лет уж десять, туалеты в ней, как и в больнице были наглухо закупорены, не спрашивайте чем, и отсутствие денег в принципе освобождало ответственные головы от проблемы на что их тратить в первую очередь.

Главный врач больницы, Максим Петрович, приятельствовал с мэром, а мэр с директором градообразующего предприятия и с главным блюстителем законов и все они вместе, если смотреть не изнутри, были дружной компанией и по пятницам уже с обеда проводили время в бане. Эти посиделки были более обязательны для посещения, нежели заседания городского актива, так как именно по пятницам и в бане решались основные вопросы, распределялось то, что появлялось для распределения и ущемлялись те, кого можно было ущемить, отсутствующие в первую очередь.

Здание городской больницы не было уж очень старым и ещё несколько лет назад больницу называли не иначе, как новой, но построена она была тяпом-ляпом, параллельно с ней известно каким чудом были построены дачи председателя горсовета и тогдашнего главврача, ныне уже усопшего, и больничка не дополучила кое-чего из официально причитающихся ей стройматериалов, потому и разваливалась, не дотянув до сроков запланированного документами капитального ремонта.

Когда-то больничное учреждение располагалось в бывшем графском доме на берегу реки, но в годы давно минувшей войны в центральную часть здания попал шальной снаряд и дом раскололся на две части, однако кое как лечебное учреждение профункционировало ещё какое-то время, так как утратив центральный вестибюль, но сохранив два двухэтажных крыла, а также восстановив водяное и электрическое снабжение, терпеливо ожидало новую больничку и дождалось, а с нею вон как вышло.

И теперь столпы города думали, что же делать с неразумным населением, не перестающим болеть и надеяться на стационар, и придумали под бутылку неведомо кем занесенного шнапса с серебристой этикеткой и готическими буквами, подтверждающими немецкое происхождение несерьезного, но хорошо пошедшего под финский сервелат и соленые огурчики, вражьего напитка. Не вражьим он и не мог быть после детства, прошедшего под гул киношной канонады, инет на свете языка больше немецкого, неприятно раздражающего как русское, так и русскоязычное ухо.

Идея заключалась в том, чтобы направить в ихний Бундестаг письмо с требованием восстановить разбомбленное в войну здание больницы, от которого остались два полуразрушенных двухэтажных крыла и одинокая колонна фасада. Поскольку немцы ещё не вполне оправились от радости воссоединения, то сгоряча и в праздновании могут забыть сколько с той бомбежки прошло лет и что им стоит отвалить некоторое количество ихних марок на восстановление порушенного медицинского памятника архитектуры, а то что восстанавливать бывший графский дом резоннее, чем новострой, сомнений не было ни с моральной, ни с материально-финансовой точки зрения с точки зрения мэра.

Немедленно прямо в баню была вызвана молодая учительница немецкого языка, как потом оказалось – английского, но с немецким она тоже с помощью подруги по переписке справилась и письмо, надиктованное под шнапс и сервелат, было со временем переведено и отправлено секретарем мэра на бланке и с мэрской подписью, правда он об этом не знал, потому что, как раз был по приглашению на охоте в соседней области.

Секретарь мэра некоторое время ждала ответа на письмо, но не особенно, так как письма к родному областному начальству тоже чаще всего были безответны, а тут – Бундестаг! Поэтому звонок из столицы, из немецкого посольства о том, что такие-то и такие-то господа желают согласовать свое прибытие в этот самый Х из самого Берлина, застал врасплох мэра, а секретаршу – нет. Визит постарались отодвинуть, чтобы успеть отремонтировать сантехнику в гостинице и заделать несколько ям на дороге от станции до мэрии, про больницу никто не вспомнил.

Германцы приехали, графские развалины осмотрели, по их настоянию пришлось показать и ныне действующую больницу, так как на объяснение, что никакой другой больнички нет и народ пока остановился болеть и ждет, они не купились, да и привезенная делегацией переводчица оказалась настырной, спросила у прохожих и те показали как пройти.

Немцы, дружелюбно улыбаясь и выражая через переводчицу восхищение красотой природы, особенно с берега реки, уехали на следующий же день, ничего не пообещав и даже не обнадёжив, но начальство расстроено не было, так как расстройство, если речь не идёт о кишечном, есть следствие надежды, а надежды не было с самого начала, не считая пьяных разговоров в бане, о которых никто не помнил.

Однако через несколько месяцев новый звонок из посольства сообщил о предстоящем приезде делегации специалистов, при этом упоминались архитектор, геодезист и пара инженеров строительного направления. Приехали, осмотрели графские развалины и извиняясь сообщили, что пострадавшее от войны и времени здание восстановить и приспособить под нужды современного лечебного учреждения не представляется возможным. А далее почти без паузы потомки врагов и разрушителей предложили построить рядом с развалинами совершенно новую больницу по стандартному германскому проекту, рассчитанному на город примерно с таким же по численности, как в Х народонаселением.

Пока руководитель делегации продолжал свою речь, мэр подбирал слова для вежливого отказа, в котором бы удалось скрыть отсутствие финансовых средств для осуществления да хоть бы самого распрекрасного проекта, но тут переводчица, откивав немцу, начала рассказывать про какие-то чудеса.

Суть невероятного сообщения заключалась в том, что какой-то фонд, его название не переводилось с немецкого, готов оплатить архитектурный проект, возведение здания и сопутствующих служб, стройматериалов, медицинской техники и расходных материалов на первое время. Для начала работ требуется официальное согласие города и затем согласование проектной документации. Кроме того, местные врачи будут приглашены в Германию на стажировку или немецкие специалисты прибудут в Х для обучения эксплуатации диагностического оборудования, наличия аналогов которого в местной больнице замечено не было.

Сказать, что мэр был в восторге, так нет. Он уже представлял себе разговор с губернатором области, который ему предстоит выдержать, и какие объяснения придется давать. Свалить все на секретаршу, отправившую письмо, не представлялось возможным, так как это было ближе всего к правде, а опыт его нелегкой жизни требовал всегда от правды держаться подальше, так как ничто не выглядит менее правдоподобно и не навлекает на голову больше бед, чем голые факты без вранья.

Можно было бы гордо заявить пруссакам, что и без них в плане развития города на ближайший год стоит возведение новой больницы, опережающей мировые инновационные технологии в медицине, но мэр не знал, что значит слово «инновационные» и поэтому, улыбаясь, промолчал.

А потом все как-то быстро закрутилось. Оказалось, что в город Х завезли точно такой госпиталь, сначала в виде стройматериалов, какой эти же самые строители только что построили в стране также с неблагоприятным климатом, но в сторону жары, после разрушительного землетрясения, так что технология была отработана и требовала минимального взаимодействия с местным городским управлением.

Больница была также возведена на берегу реки вблизи от графских развалин, а значит не в городской черте, и зданий включала в себя целых три: основной пятиэтажный корпус с лифтами, с приемным покоем, диагностическим центром, операционными, реанимационным отсеком и просто с палатами на одного и на двух пациентов с обязательным туалетом и душем при каждой, а детское отделение предполагало отдельные боксы для каждой матери и ребенка или двух детей, если постарше годика.

Кроме того, были возведены два небольших двухэтажных корпуса в некотором отдалении от основного. Одно, понятное дело, было инфекционным отделением, а второе – паллиативным.

Вот это паллиативное отделение и присмотрел лично для своей семьи тогдашний главный врач Максим Петрович, а тот, что построил дачку заодно с предыдущей больничкой, уже несколько лет как помер.

Расчет главврача был простым. Для начала паллиативное отделение заполнят кем и положено, то есть безнадежными больными, а затем вновь появляющихся в больнице умирающих, согласно обычной практике, будут, как и раньше, вовремя выписывать домой, так как ничто так не приободряет больного, как моральная поддержка родных и близких.

Паллиативное отделение постепенно опустеет и его можно будет перестроить в жилое помещение для персонала, а уже следующим этапом поселить в нем двух самых нуждающихся в жилплощади медиков, главврача и его жену, по совместительству – отоларинголога. Именно поэтому, еще до введения больницы в эксплуатацию, врач с супругой зачастили хоть и в двухэтажный, но с лифтом домик, осматривали все двадцать палат с ванными комнатами и балконами и прикидывали, сколько спален оставят на втором этаже и как перекроят первый, чтобы была и просторная гостиная, и бильярдная, и сауна с джакузи, и кухня и столовая с выходом в сад и видом на противоположный берег реки. Получалось всё прекрасно.

В связи с новой больницей областной отдел здравоохранения, пережив несколько острых приступов зависти и внутреннего протеста против вопиющей несправедливости, поневоле расщедрился и изменил штатное расписание, увеличив количество штатных единиц врачей и медсестер, сэкономив по привычке на младшем медперсонале, то есть на санитарках.

В Х прибыло несколько выпускников медицинских вузов для работы в новой больнице, в Германию на стажировку к тому времени съездили проверенные кадры, например, отоларинголог в качестве рентгенолога.

Среди новеньких был выпускник мединститута, какой-то совсем странный парень по имени Семен Осинный, честно сообщивший, что приехал на три года отработать диплом, а затем будет поступать в аспирантуру и потому карьеру делать не собирается, а наоборот будет набирать материал для будущей диссертации и тема научного труда ему уже известна.

Главврач решил, что для началабудущего аспиранта можно использовать в паллиативке, а затем, при её окончательном опустении и перепрофилировании, задвинуть в приемное отделение на дежурства. Но жизнь, как известно, вносит свои коррективы в планы и гораздо более серьезных прогнозистов.

Как только новая больница была торжественно открыта, в неё хлынула лавина такого количества нуждающихся в пребывании в стационаре, что даже принимая только по звонкам сверху, протекции и тех, кому невозможно отказать, все места, включая инфекционное отделение, но пока не паллиативное, заполнили за два дня.

Паллиативное отделение заполнялось медленнее и тоже по блату, но заполнилось дня за три.

Как и предполагал главврач в паллиативном корпусе неизлечимо больные, как им и положено, быстренько стали умирать, несмотря на роскошный вид из окон и кислород, подведенный индивидуально к каждой кровати из общего кислородного резервуара с устройством самопроизводящим чистейший животворящий газ из речной воды. Таким образом из двадцати первоначальных пациентов паллиативки через две недели пять покинули роскошные индивидуальные палаты, переселившись, хотелось бы думать, в не менее комфортабельные небесные.

История развивалась нормально и главврач, знакомый с законами корреляции на бытовом уровне, по вечерам просматривал с женой каталог итальянской фирмы, предлагающей роскошные джакузи с установкой в любом населенном пункте не восточнее Уральской гряды.

А потом случился непредвиденный облом: на третьей неделе паллиативное отделение не потеряло ни одного пациента.

Доктора Осинного вызвали на ковер, и он отчитался о проделанной работе, которая, как он ошибочно предполагал, заключалась в создании максимально комфортных и радостных условий для тех, кому нечего терять. У него были и специфические проблемы, с которыми он хотел бы поделиться и даже посоветоваться с боссом, но до этого не дошло. Главврач, гневаясь непонятно на кого, сетовал, что в паллиативное отделение поступили больные с ошибочными диагнозами и что это недосмотр не только предыдущих лечащих врачей, но и доктора Осинного, обязанного перепроверять диагнозы.

Тем временем у Осинного возникла проблема с визитерами. Родственники, а порой и друзья и даже знакомые пациентов не хотели заканчивать посещение больных в определенные правилами сроки. Некоторые просиживали, глядя в окно, часами, тем более что кресла были очень удобными и до сих пор не исчезли из палат, так как главврач, ожидая обещанного фондом, оплатившим больницу, дружественного визита немецкой делегации, запретил пока растаскивать мебель, посуду и медицинскую утварь. Главврач не только надеялся, но был ошибочно уверен, что после первого и единственного визита связь с дарителями оборвется.

Так вот, посетители удобно устраивались в палатах своих умирающих и уходили только после настойчивого требования дежурной медсестры, подозревающей, что любовь к умирающему, просыпалась у родственников вместе с привязанностью к чистым и светлым комнатам, бесперебойно работающей сантехнике и приятной тихой музыке, льющейся из невидимых динамиков.

Время шло. Больных, сопротивляющихся предполагаемым срокам смертей, снова и снова возили в основной корпус в диагностический центр и выяснялось, что злокачественные опухоли находились в тех же местах, где им было положено находиться в соответствии с первоначальными диагнозами, циррозы доедали печени, а легочная гипертензия проявлялась в видекровохарканья и обещала неминуемый летальный исход в различимые невооруженным глазом сроки.

Сроки подходили, а умирание отодвигалось. Новые обследования подтверждали предыдущие прогнозы и, казалось бы, врачебных ошибок не было, но не было и динамики развития болезни, другими словами пациенты паллиативного отделения, как и прежде были обречены на смерть, вот только прогнозируемые даты перехода в мир иной в очередной раз отодвигались, вроде бы и недалеко по временному вектору, но доктора уже не верили не только друг другу, но и себе, настолько очевидное было невероятным.

Человеку свойственно радоваться чуду и многие посвященные в паллиативную аномалию, как, например, доктор Семён Осинный, постоянно находились в состоянии эмоционального возбуждения со знаком плюс. Однако радовались не все. Плохие времена настигли главврача больницы и отоларинголога, по совместительству супругу медицинского босса. В их ранее просторной квартире в самом центре маленького города Х открылся филиал ада.

Дело в том, что их единственный сынуля два года назад женился и вроде бы не на ком попало, а, как водится среди непростых людей, на племяннице мэра. Собственно, это обстоятельство и унесло главврача мечтой в паллиативное отделение.

Предполагалось сыну с невесткой и народившимся внукам-близнецам оставить квартиру, а самим мыкаться в служебной жилплощади в два этажа с десятью спальнями наверху и гостиной, бильярдной, столовой, сауной и джакузи – внизу, а также с роскошным видом на реку и пологий противоположный берег с заливными лугами. Извините, что напоминаем.

У отоларинголога отношения с невесткой портились с каждым днем и дело дошло до потасовок, но пока без членовредительства. Сын не разговаривал с отцом, считая себя обманутым, а няньки близнецов, хоть и получали зарплату санитарок горбольницы на две ставки, увольнялись одна за другой, не выдерживая беспрестанных криков детишек и воплей их мамы и бабушки. Бабушка, хоть и отоларинголог, но всё-таки врач и могла бы знать, что у нервных родителей нет шансов растить спокойных детей.

Главврач, исключая пятницу, святой банный день, все чаще вызывал себя посредством доверенного лица на неотложные консилиумы в вечернее время и оставался на посту до утра, тем паче, что резервная палата со всеми удобствами, без орущих близнецов через стенку и депрессивной жены, всегда была наготове.

А время продолжало идти, вот и делегация приехала, осмотрела, пообещала прислать замечания на двух языках, впоследствии и прислала, но прочесть их никто не успел, так как пакет из Германии пришел аккурат в день похорон главврача, а после похорон было уже не до замечаний и про пакет забыли навсегда.

А случилось вот что. Пятница обязывала пойти в баньку, обсудить, выпить, попариться, опять выпить, поддержать дружественные отношения и порешать вопросы с кем надо. Максиму Петровичу после такой нагрузки поехать бы в больничку и там отдохнуть, но жена в консилиум после бани при всем её желании поверить бы не смогла, и он отправился домой, а там с порога его ждало известно что, вот сердце и не выдержало, а родственники его реакцию на очередной скандал в виде хватания за левую грудь в голову не взяли и бросили помирать отца, мужа и кормильца прямо в прихожей, разбежавшись с хлопаньем дверями по разным комнатам. Нянька к тому времени уже ушла домой, а жаль, ведь она могла бы спасти работодателя.

Вот так и бывает, что человек много думающий о чужих переходах в мир иной, нетерпеливо их ждущий и более того, предвкушающий заполнение чужих свидетельств о смерти, даже и со скорбным видом, имеет шанс всех смертельно больных обогнать и раньше других поприсутствовать на собственном погребении в качестве незабвенного.

Опять-таки как возможно предугадать и не сделать роковых ошибок на тернистом жизненном пути? Не рвался бы в своё время из невропатологов в главврачи, не обязал бы сына непременно жениться на племяннице мэра, а не на бывшей однокласснице, по которой пацан сох десять лет подряд, гляди и дождался бы Максим Петрович, когда внуки пойдут в первый класс, а вышло, наоборот.

Максим Петрович был мужчиной не старым, с городским и областным, по линии здравоохранения, начальством ладящим и потому у него не было намечено преемника, да никто и не зарился, особеннотеперь, когда вспомнилась преждевременная кончина и предыдущего главврача предыдущейгорбольницы.

Делать нечего, из области прислали варяга. Варяг, не сказать, чтобы первым делом, а примерно пятым, поинтересовался почему в паллиативном отделении простаивает без дела несколько палат, в то время как с раком четвертой стадии выписывают на руки родственников без медицинского образования. Объяснять же, что Максим Петрович имел на флигелёк свои планы, было неуместно в свете событий, послуживших причиной появления нового главврача, поэтому вину свалили на Осинного, все равно скоро уедет в свою аспирантуру, а выговор вынесли без занесения с обещанием впоследствии дать хорошую характеристику.

Временно пустующие палаты в паллиативке заполнились молниеносно горячо желающими, но их надежды на консервацию предсмертного состояния оказались напрасными и через пару недель умер первый пациент из вновь поступивших в обитель морально и физически комфортного предсмертия, а за ним потянулись и остальные из новеньких и только старожилы держались молодцами и прежде не ходячие начали вставать и осторожненько подходить к окнам полюбоваться на непрерываемый ход реки.

Слухи о неумирающих смертниках выплеснулись вначале за пределы Х, а потом и области. Что делать, телефонную связь не отменить и потянулись в Х интересующиеся аномалией медики, больные и родственники больных, впрочем, и вполне здоровые люди проводили разведку, возможно собирая информацию на будущее.

А тут пришло время принимать очередную делегацию из Германии, а не принять было нельзя, так как расходные материалы для аппаратуры, все ещё работающей, поступали бесперебойно и это обязывало к гостеприимству, хотя и без иностранцев обе гостиницы, старая и новая были заполнены под завязку, и местные бабульки прямо с поезда зазывали любопытствующих приезжих на постой и были не в накладе. Говорят, что именно с безымянной бабульки началось и прикипело к Бессмертным размноженное имя Поля. Видать про паллиативную медицину бабушка ничего не знала, а вот то, что чудеса пошли не то с Пали какого-то, то ли с Поли какой-то, она слыхала и передала дальше.

Немцев по больнице поводили и на ночевку отвезли в гостиницу в областной центр, там их покормило ужином областное начальство, чуткое к грядущим подаркам судьбы.

На следующий день делегация пожелала вернуться в уже давно не их больницу, так как сразу же после окончания строительства лечебное учреждение перешло на баланс отдела здравоохранения, но отказать им не представилось возможности и в этот раз немцы дошли до паллиативного учреждения, хотя инстинктивно местному городскому, а также областному и всему медицинскому начальству посвящать иноземцев в наши паллиативные достижения не хотелось по крайней мере до того времени, когда они бы сами разобрались что происходит, почему и в чем именно заключается их личная заслуга.

Среди членов делегации был особенно настырный докторишка, рыжий и в очках, типичный немец и, судя по его вопросам, особо интересующийся проблемами паллиативной медицины. Он вконец утомил переводчицу вопросами и слегка опешил от информации, согласно которой пациенты с раком легких четвертой степени уже пятый год находятся в стационаре, сами разносят по палатам обеды и моют полы швабрами, так как не хватает персонала, что было чистой ложью, так как не хватало не персонала, а штатных единиц санитарок, выведенных из паллиативного отделения в главный корпус.

На вопрос рыжего, почему же их не выписывают домой, доктор Осинный честно ответил, что, во-первых, они не хотят, а во-вторых, регулярные обследования подтверждают первоначальный диагноз и продемонстрировал и рентгеновские снимки, и результаты лабораторных исследований образцов крови и мочи, несовместимые с жизнью.

Вот тут доктор Осинный слегка лукавил, говорил правду, но не всю, так как он к тому времени закончил аспирантуру заочным образом и писал диссертацию, но не по своей первоначально придуманной и давно забытой теме, а совсем другую.

Мыли полы, разносили пищу и укладывали бумажные гирлянды в коробочки по заказу дружественного ООО герои его будущей диссертации, а глядишь и Нобелевки. Как вы уже поняли, доктор Осинный собирал базу данных для последующей классификации, выработки научных выводов и, возможно, рекомендаций. До обобщений в своей научной работе доктор Осинный пока не дошел, но не сомневался, что великое открытие не за горами, а пока всех первоначально поступивших больных держал годами в вверенном ему паллиативном отделении, хотя это было явным нарушением правил и ему пришлось пообещать больничному начальнику принять его в авторский коллектив.

Немцы согласовали с областным начальством сроки следующего приезда, а главврач при поддержке рыжего немецкого доктора выжал из представителя фонда обещание поставить перед коллегами вопрос дарения больнице новой установки МРТ, гематологического анализатора, а также двенадцатиканального электрокардиографа, или хотя бы чего-то одного из вышеперечисленного.

И вот мы подходим к важному событию, главному украшению нашего рассказа, а началось оно с неприятности, случившейся на железной дороге, а городок Х, как известно имел свою железнодорожную станцию и проносящиеся мимо поезда, впрочем, некоторые следовали через Х с остановкой.

Во время одной из таких остановок из поезда высадили, но это не совсем подходящее слово, так как высадить по логике можно только тех, кто сидит, поэтому так и скажем: выложили женщину, состояние которой можно было бы назвать бессознательным, если бы не широко открытые голубые глаза. Во всем остальном она представляла из себя неподвижное тело и старший проводник согласно инструкции удалил тело из поезда для немедленного оказания медицинской помощи на ближайшей станции, о чем и сообщил по радиосвязи дежурной по маленькому вокзалу города Х. Дежурная Оля Сироткина в соответствии с правилами должна была вызвать скорую помощь, а пока неподвижную женщину положили в зальчике ожидания на скамью, на грудь примостили её сумочку типа радикюль, а рядом поставили ей же принадлежащий небольшой чемоданчик.

Неудачное время выбрала бессознательная женщина, чтобы оказаться на станции, так как дежурная как раз в эти минуты передавала смену, а блюститель порядка отошел в дежурку к стрелочникам и там немного на пару часов завис по неизвестным нам надобностям.

И только после новостной телепрограммы, отужинавшая и расслабившаяся в домашних условиях после тяжелой смены Оля Сироткина вспомнила про женщину и скорую помощь и то только потому, что после новостей начался фильм с одноименным названием, то есть «Скорая помощь». В её голове тут же возникла мысль, что скорую она так и не вызвала, и Оля стала звонить сменщице. Женщину, по-прежнему лежащую на лавке, нашли, правда уже без радикюля и чемоданчика, но скорую вызвали.

Так голубоглазая незнакомка без документов, без ясного сознания и способности говорить и двигаться, оказалась в приемном покое горбольницы, где её обследовали насколько это было приемлемо для ничейной поступившей. Случай оказался не только сложным, но и даже загадочным. Казалось бы, почти всё указывало на коматозное состояние. Вызванный в приемное отделение невролог, применяя шкалу Глазко для определения уровня сознания больной, тут же пришел в недоумение, так как из трех обязательных признаков коматозного состояния: отсутствие речи, обездвиженность и закрытые глаза, один напрочь отсутствовал. Глаза недокомотозницы были открыты. Реакции на внешние раздражители совершенно отсутствовали, как на световые, так и на звуковые и даже разрешенное медициной в целях установления диагноза болевое воздействие на женщину не произвело никакого ответного впечатления. Её кололи иглой, а она даже не дрогнула. Или всё-таки неизвестный доселе вид комы в виде ступора? Температура тела была лишь немного понижена, артериальное давление также слегка не дотягивало до нормы, медленное, ритмичное дыхание наводило на мысль о непорядке со щитовидной железой, но густые и блестящие волосы у женщины отнюдь не молодой, а также не повышенное артериальное давление отметали подозрение на гипотериоз. Оставалось дождаться результатов биохимического анализа крови, но где же она могла его дожидаться? В коридоре приемного покоя? А вдруг у неё пока не выявленная инфекция? Да и мало радости проходить мимо пялящихся в потолок голубых глаз по всем остальным видимым признакам живой покойницы.

По правилам медицинского стационара больных с неустановленным диагнозом следует поместить в закрытый бокс инфекционного отделения, чтобы в случае диагностирования со временем сибирской язвы или холеры не было бы поздно кивать на неявные признаки. Но и тут все складывалось, как это бывает при поверхностной оценке – крайне неудачно, а в перспективе – лучше не бывает.

Дело в том, что к ужасу главврача, санэпидемстанции и горздравотдела в очередной раз оскандалилось кафе «Куриное счастье», наградив несколько десятков любителей куры-грилль сальмоналёзом, что означало полный аншлаг в инфекционном отделении и только поэтому недокомотозницабыла направлена в паллиативное отделение к доктору Осинному, который поначалу отчаянно и бесполезно сопротивлялся, о чём потом с ужасом вспоминал.

На всякий случай к женщине был ограничен вход до одного доктора в день и одной медсестры в медицинских перчатках и маске. Доктор Осинный в своих медицинских научных интересах был целенаправлен на паллиативные аномалии, но и случай голубоглазой женщины его заинтересовал и когда пришел результат биохимического анализа свободного от инфекций, расставаться с прежде нежелательной пациенткой он не захотел, а начал изучать её неизвестное науке состояние, что безусловно говорит о пытливой научной мысли даже тех некоторых аспирантов, кто учился заочно.

Доктор изучил разновидности комы и пришел к выводу, что аномальная пациентка скорее всего переживает уровень коматозного состояния между оглушением и ступором. Далее его пытливая мысль побежала в сторону причин возникновения такого состояния и пришел он к умозаключению, что женщина пережила сильное нервное потрясение, из которого не нашла выхода. Какое же может быть потрясение у немолодой женщины с правильными чертами и огромными глазами с малозаметной сеточкой морщин на всё ещё вполне привлекательном лице? Конечно, любовное. Семён Осинный, концентрируясь на науке, много лет подряд отбивался от врачих и медсестричек и точно знал, что молодые женщины любовные неудачи, в отличии от пожилых и совсем юных, переносят с оптимизмом, вены не режут и в ступор не впадают. А вот с пассажирками последнего любовного поезда могут случиться любые неприятности.

И дальше доктор Осинный придумал целую историю про то, как она поехала с мужем, например, отдыхать на курорт, а он возьми и заяви ей, что у него роман на стороне и она должна поехать одна, а он остаётся для развития своей любовной связи и покидает купе и вагон. Она впадает в ступор.

Или всё наоборот. Она сбегает от мужа с молодым любовником, чтобы обрести счастье в другом краю, а любовник дрейфит в последний момент и оставляет её в одиночестве в том же купе и вагоне. И опять она впадает в ступор. Так что истории возможны по крайней мере две или больше, если фантазия не иссякнет на достигнутом.

Осинный по-прежнему изучал своих первоначальных неумирающих смертников, но каждую свободную минуту забегал к безымянной пациентке, к которой его тянула тайна и неизведанность. Он знал, что существует мнение, что люди, находящиеся в коматозном состоянии, способны слышать и понимать, не проявляя признаков сознания и решил попробовать поговорить с женщиной в одностороннем порядке и начал рассказывать ей историю своей жизни и паллиативного отделения, а также чудесного неумирания больных, обреченных на смерть страшными диагнозами.

С этого всё и началось. Доктор Осинный не разбирался в тонкостях душевного строения человеческого существа и не осознавал, что, открываясь душой другому человеку, приближаешься к нему на критическое расстояние, как это происходит с ртутными шариками, оказавшимися слишком близко друг от друга. Бац! И они слились в одно целое.

В один прекрасный день доктор Осинный сидел рядом с коматозницей, рассказывал ей о своем детстве, о каких-то смешных пустяках и вдруг заметил, что бледно розовые губы его безответной собеседницы дрогнули и чуть-чуть растянулись в намёке на улыбку. Короче, через неделю её уже учили ходить на ослабевших от долгого лежания ногах и держать в руке ложку. Она не помнила, как её зовут, откуда она взялась и что было в её жизни плохого и хорошего до паллиативного отделения, но, когда медсестра настойчиво спросила у сидящей в кресле перед окном пациентки не вспомнит ли она свое имя, хотя бы без фамилии, та ответила что-то типа: Поля. И это было недоразумением, так как на самом деле женщина смотрела на противоположный берег реки. Она, будучи городской жительницей, не отличала луг от поля, но вспомнила вдруг давно не произносимое слово и ласково покатала его между языком и нёбом, а вопрос медсестры она просто не расслышала.

Тем времен в город Х, а точнее в горбольницу, а ещё точнее в паллиативное отделение, началось нашествие ученых нескольких смежных областей медицины. Геронтологи, специалисты паллиативной медицины, онкологи, клиницисты-неврологи не только из областных центров, но и из столицы, заинтересовались происходящими в Х феноменальными отклонениями в ходе протекания последней стадии неизлечимых заболеваний. Отношение к происходящему почти у всех приезжих интересантов проходило по одинаковой схеме. Вначале — скептическое отношение к провинциальному так сказать чуду, обусловленному ошибочными диагнозами, или, что ещё хуже, намеренному введению в заблуждение с целью прославиться и получить дополнительные средства, которых всегда и у всех не хватает. Второй этап характеризовался недоумением и подозрением в каком-то умело организованном подвохе. Большинство на втором этапе и останавливалось, хотя бы потому что не знало, как подступиться к третьему и удалялось туда, откуда прибыло.

Были и настырные, которым грозило превратиться в фанатов, одержимых конспирологическими идеями типа, тайных опытов с таблетками бессмертия, присутствия именно в паллиативном отделении источника пока неизвестного науке излучения, а также глубоко законспирированных и одобренных правительствами по крайней мере двух стран контактов с иноземной цивилизацией и заключения с ней договора о совместной научной работе, причем у этой теории были некоторые основания для существования в виде вопроса: «А почему это именно здесь немцы построили больницу, да ещё и с редким по тем временам паллиативным отделением, отстоящимот основного корпуса ещё дальше, чем инфекционное?

Не начинать же им рассказывать про баню и письмо в Бундестаглюдей, кстати говоря, уже всех усопших по возрастной причине.

Сам же доктор Осинный голову сломал над вопросом, почему не умирают много лет подряд пациенты, первыми заселившиеся в его флигель? И почему те, что поступали в последующие недели и годы уходят в мир иной, не опровергая медицинские прогнозы? Без ответа на эти вопросы вся его статистика, все собранные за долгие годы результаты КТ и МРТ, анализы и электрокардиограммы, ничего не стоят и не являются научным трудом.

На основе имеющегося материала можно статью написать в медицинский журнал, что он уже не единожды делал, но открытия, и даже просто обобщения с мало-мальски логичными выводами, по-прежнему нет.

Вот об этом доктор Осинный и говорил Поле. Привык к её внимательному молчанию, выговаривался, а она слушала и неожиданно дала совет, невероятно простой.

— Чудеса, конечно, бывают, — сказала Поля, — но для их возникновения должна быть какая-то причина и она, конечно, есть и искать её нужно в самом начале, то есть в истоках чуда. Вспомни, как и с чего всё начиналось, что происходило, что делал ты и что делали другие люди и, главное, попробуй вспомнить, чем отличались те несколько человек, что умерли в первые недели от тех, что стали бессмертными.

— Я не помню, — ответил Осинный потрясенный тем, что она произнесла запретное слово.

— Напрягись и вспомнишь.

— Но ведь ты же не вспоминаешь.

— Я не хочу вспоминать, боюсь, вдруг там что-то такое страшное, что мой организм не смог перенести.

И в этот самый момент Семен Осинный понял, как глубоко и сильно любит женщину, которая старше его на неизвестное количество лет. И ещё он подумал, что разница в возрасте в их случае не может быть определена конкретным числом.

Тем временем город Х жил нормальной жизнью людей, а значит в нём кипели страсти, змеились подковерные интриги, банально питаемые тщеславием и жадностью.

Сеть продуктовых магазинов «Двадцаточка» плела козни против рынка, что было естественно, как солнце и дождь. «Двадцаточка» за годы материального поддержания городского начальства навела мосты и обрела влияние, достаточное для вынесения городским советом и глубоко в душе рыдающими: мэром, санэпиднадзором и пожарниками решения о закрытии фермерского рынка. Санэпидемцы и остальные теряли щедрого кормильца, но не могли сопротивляться, таккак были нагнуты железной рукой областного начальства, заинтересованного «Двадцаточкой» старым способом. На всякий случай организованное ветеранами труда общественное мнение решение горячо поддержало, но быстро забыло что.

Население, оповещенное о грядущих переменах водителями и домработницами хозяев города, заволновалось. Стало понятно, что, лишаясь рынка со свежими и сравнительно дешёвыми продуктами, небогатый и многочисленный в процентном отношении слой населения окажется в полной зависимости от цен и качества продуктов из «Двадцатки». А жаловаться некому, разве что сетовать. Вот медсестра Танечка и посетовала Главной Поле на беспредел городского начальства и это привело к новым событиям. Следующим же утром стайка пациентов, а точнее жильцов паллиативки, вышла из корпуса и гуськом направилась по ухабистой дороге, разбитой непогодой и машинами скорой помощи в сторону рынка. Медсестра Танечка после ночной смены шла по другой стороне как бы совершенно независимо, а на самом деле, показывая дорогу.

Пока Поли ходили по рядам вибрирующего от людского наплыва рынка, разборчиво принимая дары и загадочно улыбаясь. Весть о явлении Бессмертных народу разнеслась по городу Х, а также соседним и далеко отстоящим населенным пунктам вплоть до заграничных, с такой же скоростью, с какой городским начальством было принято новое решение: рынок не сносить. Такой резкой перемене мнений удивлялись многие граждане, но только не те, кто был осведомлен о том, что номера в обеих местных гостиницах были в тот же день забронированы на полгода вперед, а плата за постой поднята в три раза. Но и это обстоятельство не было столь важно в отличие от того, что хозяйкой действующих гостиниц, а также строящегося на пятьсот мест отеля с рестораном и парикмахерской, значилась теща мэра.

Опять сменился главврач, у Осинного уже серебрились не только виски, а постоянный состав пациентов паллиативки по-прежнему жил дружно и весело. Из ровесников и родственников, когда-то их навещавших, уж никого и не осталось. Взрослые дети состарились, некоторые даже ненадолго поселились в соседних палатах, умоляя взять их в компанию упорно неумирающих, но кто ж это решает?

Осинный вернулся к своим записям, историям болезни сорокалетней давности, просиживал над ними все свободное от текучки время и вдруг его осенило, он понял, чем отличались ставшие бессмертными от тех, кто поступил в паллиативное отделение в то же самое время, но кого настиг летальный исход согласно прогнозу и нормальному развитию болезни. Он хотел немедленно поделиться своим открытием с Полей, но поразмыслив, передумал, решил провести Полю той же дорогой, дать ей тот же шанс, тем более что в паллиативном отделении начали твориться новые чудеса. Мало того, что в старожилах остановилось развитие болезней, постепенно злокачественные опухоли переродились в доброкачественные, а затем и рассосались, печени регенерировались, слизистые оболочки обновились, так эти счастливчики еще и прибавили в росте.

Вначале Осинный заметил это на одной больной, а среди них преимущественно были женщины, в пропорции четыре к одному, но постепенно и мужчины, включая и когда-то безнадежного силикозника, распрямили плечи и начали расти вверх. Вес оставался прежним, а потому у перерожденцев появилась балетная тонкость и плавность движений.

Нагрянула комиссия, изучаемых хотели было разогнать, но после почти сорока лет отсутствия в обществе, идти им было некуда, да и оповещенная доктором Осинным научная общественность, в том числе и зарубежная, возмутилась и вопрос оставили нерешенным на неопределённое время.

Опыт над Полей в соответствии с тем, что он когда-то предпринял по отношению к ныне бессмертным, доктор проводил и предполагал, что успешно, так как его любимая женщина тоже подросла и была выше Сени уже сантиметров на пять, но это не мешало ей наклоняться и нежно целовать его в губы, пока никто не видел.

Ключ к разгадке бессмертия он нашел, как и предполагала Поля в историях болезни своих пациентов, первыми поступивших в паллиативку. Был один единственный признак, по которому вскоре умершие отличались от тех, кто не умер никогда. Умершие поступили в отделение в бессознательном состоянии и вначале Осинный подумал, что просто их состояние было намного хуже выживших, если бы не Петров.

Состояние Петрова согласно истории болезни было намного лучше, чем у остальных, но у него была непереносимость обычных анальгетиков и до прибытия особых, заказанных состоятельными родственниками за границей, его ввели в искусственную кому и вывели, когда анальгетики уже были, а жизни все равно осталось всего два дня.

Семен Осинный понял, что он действительно сделал открытие, невероятное и настолько простое, что его нужно не торопясь осмыслить, посоветоваться с Полей, затем быстренько написать и опубликовать статью, так как известно, что открытия имеют свойство выстреливать одновременно в разных частях света у разных, незнакомых между собой ученых или изобретателей, и тому есть множество примеров, а возможно, и причин.

Такие примерно мысли бежали в голове доктора Осинных, а сам он бежал из главного корпуса в свой родной, после утренней летучки и сетовал, что дворник плохо очистил дорожку от снега и наледи, того и гляди упадешь. Но доктор не упал, а упала сосулька, нависающая над входом в паллиативное отделение. Упала прямо на голову Семена Осинных, пробила череп и повредила мозг. Что ж делать, черепно-мозговые травмы держат первенство среди травм со смертельным исходом.

Похоронили доктора с почестями, паллиативное отделение и его подопечных не разогнали, а напротив окружили заботой, чтобы не позориться перед мировым научным сообществом, зорко следящим за тем, что происходит в городе Х.

Бессмертные продолжают подрастать, город Х расцвел. Построены пять новых гостиниц, а значит народ приезжает, питается в кафе, покупает в магазинах, но больше на рынке, который никто закрыть не смеет, так как, если не рынок, то куда будут Бессмертные ходить?

Торговля и в древние времена обогащала города и страны и Х этому подтверждение, правда Бессмертные появляются далеко не везде, как чудеса, для возникновения которых должна быть причина.