Я всё равно люблю её

Людмила Музиянова

Рассказ

Я все равно люблю ее

Вот уже битый час на пороге дома томилась моя туго набитая дорожная сумка. А я отчаянно носился по дому, с недоверием заглядывал в комод, с шумом распахивал скрипучий шифоньер, торопливо рылся в  книжном шкафу. «Все! – наконец-то выдохнул я. –  Вроде ничего не забыл».  И решительно направился к выходу.

     – Я не поняла, ты что опять к ней собрался?! – неожиданно в дверях выросла моя младшая взрослая дочь. Папа, ты вроде бы современный интеллигентный человек, но иногда в тебе такая дремучесть просыпается! Зачем тебе эта зануда? Медлительная старомодная тетка! Настоящая черепаха! К тому же болтает без умолку, и от нее дурно пахнет.  Уж сколько раз твердили миру… Ты можешь  позволить себе любой выбор, а ты…

     Я  даже  и не думал обижаться на свою строгую дочь. Она с детства у меня такая… старушка.  Любит ворчать, поучать,  наставления  давать.

     –  Ну вот что, миленькая  ты моя,  –  полушутливым тоном прервал я ее, –  запомни раз и навсегда: коней на переправе не меняют. Я уже давно сделал свой выбор и ничего менять не собираюсь. Не трать попусту нервы, они тебе еще ой как пригодятся! А посему до свидания. Целую. Скучаю. Скоро вернусь…

     Да, моя спутница не нравится моей дочери. Да, не по душе она  и многим моим друзьям и знакомым. «И что только ты в ней нашел?! От нее столько шума! Как ты только ее терпишь?! – каждый раз слышу я одно и то же.   Соглашусь, она не идеальная, у нее своенравный характер, но ведь и я не ангел. И вообще, разве это важно, когда ты любишь?! Меня мало занимает чье-либо мнение. Я люблю – и этого довольно!

     Я люблю вместе с ней путешествовать, ездить на далекое море.

     Под ее неумолчную веселую трескотню я завариваю себе крепкий чай, сажусь поудобнее за стол. Здесь уютно и спокойно, вкусно пахнет домашней выпечкой. Я наблюдаю  из окна за проплывающими мимо полустанками, многолюдными перронами  и опустевшими вокзалами, бесконечными дорогами, мощенными брусьями шпал, темными силуэтами русских берез, тонувшими в пылающем закате.

     Вот в закрытое окно начинают барабанить озорные  капельки дождя,  и я незаметно погружаюсь в приятную, щемящую душу задумчивость.

     За долгие годы наших нежных отношений она сделала меня из черствого реалиста неисправимым мечтателем-романтиком.  

     Я ни на минуту не перестаю  восхищаться ею! Восхищаюсь ее неиссякаемым дружелюбием и приятной общительностью, умением создавать вокруг себя теплую атмосферу.  Благодаря ей, в дороге у меня появляется много знакомых, приятелей и даже друзей.

     Я лежу на верхней полке поверх одеяла, закинув руки  за голову, а она говорит и говорит со мной… Я внимательно слушаю ее, потом теряю нить своих мыслей,  перескакиваю то на одну, то на другую и невольно начинаю размышлять  о смысле жизни, о высоком назначении человека, о судьбе своей Родины. Рядом с ней во мне пробуждаются мудрый философ и пламенный патриот.

     Иногда, убаюканный ее голосом, я оказываюсь вне времени и пространства. И мне так легко-легко. Ни забот, ни хлопот, ни проблем – ничего, что могло бы нарушить ощущение безмятежного счастья.  Я  тихо проплываю белым облаком над жестокой реальностью, а впереди меня бесконечная светлая даль.

     Когда она устает от долгого разговора и неожиданно  резко умолкает, нога моего сопящего соседа  в порванном носке тут же соскальзывает с места своей прописки и живописно замирает в воздухе. Мне с большим трудом удается перекрыть воздух безудержно рвущемуся на свободу хохоту, но мои плечи предательски трясутся беззвучным смехом.

     Я спрыгиваю со своей временной жилплощади, и мои ноги привычно, как у Обломова, сразу попадают в мягкие домашние туфли. Сквозь торчащие отовсюду пятки я осторожно пробираюсь к титану, и передо мной открывается бурно кипящая ночная жизнь.

     Вот толстый мужчина в очках озабоченно шуршит газетой, уже который раз сворачивая в нее копченую колбасу. В самом углу около выхода воркует влюбленная парочка. На боковой полке, тихонько напевая колыбельную песенку,  укачивает грудного ребенка молодая мамаша. Напротив нее,  досаждая соседу-парнишке, обложенному прессой, щебечут две женщины.  Мужчины-картежники, завидев меня,  приветливо кивают головой, приглашая в свою компанию. Тут и там с наушниками в ушах зависла молодежь в своих навороченных гаджетах.

     В сумерках вагона люди ощущали себя свободными от всех условностей и говорили обо всем на свете, чувствуя, как  их сближает невидимая нить близости и доверия. А я уже целых тридцать минут скучал по родному голосу.

     На тридцать первой минуте, словно почувствовав мою тоску, она отозвалась тихим шепотом, потом решительно перешла на громкий голос, затем вдруг резко разразилась раскатистым смехом. От неожиданности я не удерживаюсь на своих двоих и с грохотом падаю на пол! Взрыв моего дикого хохота тотчас потрясает весь вагон (если бы дочка-старушка увидела папу-интеллигента в таком состоянии,  ее железная психика затрещала бы по всем швам). И в этот момент меня вдруг осенило: можно сколько угодно вести с любимой умные и душевные разговоры, но если вместе с ней нельзя помереть от смеха  – она не моя.

     И никакая она не старомодная. Она самая классная! Лучше нее для меня нет никого на свете. Пускай от нее пахнет не дорогими французскими духами, а несет дешевым машинным маслом, но я все равно люблю ее…   свою родную, ничем  не заменимую железную дорогу.