Весну доставили бомбардировщиками

Весну доставили бомбардировщиками

Та весна очень долго не хотела наступать, топталась, мялась, как будто что-то оттягивала. Миндаль под окном уже было распустился, но потом вдруг резко застыл, словно боясь выпускать в свет свои бело-розовые, похожие на девочек после первого причастия, цветочки. Ледяной дождь перемежался с градом и снегом и лил, как говорят в далеких от этих краях, кошками и собаками(1). Между тем, сами кошки и собаки, обалдевшие от сырости и ветра, прятались по кофейням и мясным лавкам, наедая сытые бока и ранний диабет.

Река клокотала: в зеленоватой глубине тушились водоросли, листья, ветки. Каждый вечер они ходили с мужем на мост, соединявший восточную и центральную часть города, смотреть на закат  – доктор Зигор утверждал, что вечерний моцион способствует зачатию. Но вместо розового солнца, опускающегося за горы, видели только тучи. Однажды, когда они, утеплившись в модные в тот год свитера с горлом и морские куртки, засиделись на берегу до темноты, Долорес вдруг показалось, что тяжелые облака на горизонте — не облака вовсе, а гигантские наплывающие волны. Она даже почти испугалась и прижалась к мужу, раздувая в себе, как раздувают готовую погаснуть сигарету, детский ужас.

— Смотри, сейчас накроет!

— Ez dut ulertzen (2) — Сальвадор посветил карманным фонариком себе в подбородок, и в темноте его лицо стало синим, как у мертвеца.

— Облако похоже на гигантскую волну.

— Ага, а спинка хорьковая.

Десять лет назад Долорес полюбила его именно за это. За то, что он – наверное, единственный в их городке —  мог свободно цитировать Шекспира. За остроумие. За сдержанность.

Но сейчас ей хотелось бы чего-то совсем другого. Чтобы он испугался вместе с ней, и они дрожали бы перед этим хтоническим злом, обнявшись и наблюдая, как откуда-то из глубины подсознания медленно, но верно расползается по телу желание…

***

Впрочем, была в той весне одна вещь, которая намекала на скорое пробуждение. Мандарины. Сезон мандаринов начинался в этих краях в феврале,  завершался в апреле,  и когда первые переспелые шарики падали на землю, солнце обычно уже вовсю разогревало брусчатку и стены домов. В это время краснолицый сеньор Бакар, напившись пятничного пачарана, выходил в патио и кричал арию из Тоски. А жившая рядом сеньора Арриксака, безмолвно любившая его на протяжении всех своих тучных 40 лет, непослушными дрожащими руками заваривала себе ромашковый чай.

В тот апрель мандаринов было уже не один и не два, а десятки. Переспелые, они плюхались в фонтаны и влажно шлепались о капоты автомобилей и брусчатку.

Жители города не обращали на мандарины никакого внимания, а машины давили их вместе с косточками, превращая в рыжее кашеобразное месево. Дождь смывал плодовые останки в канализацию, но фрукты падали снова. Оранжевая кровь смешивалась с радужными разводами и оставляла после себя бензиново-цитрусовый запах, который не то что мутил, но как-то странно завораживал Долорес.

***

А однажды утром в атмосфере вдруг что-то изменилось. Ливень сменился на мелкий дождик — взвесь капель в воздухе, таких мелких, что было даже не совсем понятно, откуда они капают– сверху, сбоку или снизу. Вершины гор стали светлее. Животные повылезали из своих укрытий. Первым на свободу вылез Шоло — молодой песик торговца рыбой. У Шоло были смешные складки кожи под глазами, напоминавшие мешки. И у Долорес в то утро отчего-то были такие же.

Днем Долорес встретилась с подругой в кафе. В заведении, кроме них, никого не было, но хозяин, увидев знакомые лица, тут же поставил пластинку.  «Todo, todo se olvida» (3), — кричал проигрыватель, и женщины вспомнили, что Карлито уже два года нет с ними. «Ez dut sinetsi» (4).

Потом подруга стала рассказывала ей что-то про мужа и детей, жаловаться как обычно на свекровь. В какой-то момент Долорес вдруг перестала разбирать речь приятельницы. Она слышала только звуки «экс» и «кста», которыми изобилует эускара, и никак не могла понять, откуда вокруг сердца скопилось столько радости. Из прострации ее выдернула странная фраза.

— Да, умереть тоже надо уметь …

Оказалось, что Мария уже минут двадцать рассказывала про их общую знакомую, которая порезалась и умерла от заражения крови, оставив после себя пятерых детей и немеренное количество долгов.

Долорес наспех распрощалась с подругой, боясь расплескать эйфорию, но опасения были напрасны. Пока она переходила дорогу, заходила в хлебную лавку, потом в ломбард – посмотреть, не выкупили ли бабушкино колечко, радость все росла и росла. И когда девушка дошла до кабинета доктора Зигора, беспричинный восторг достиг уже такой степени, что ей хотелось прыгать, а еще лучше – летать. Она никогда не пробовала кокаин, но помнила, как друзья, с которыми она в юности училась в Комплутенсе, однажды описывали ей что-то подобное.

В общем, в кабинет к Зигору она зашла, уже ни минуты не сомневаясь в диагнозе.

***

Когда Долорес выходила от врача, на улице стоял уже ранний вечер, и люди потихоньку начали уходить с работы. Чтобы сократить маршрут, она решила пойти через базарную площадь. В углу площади кучковалась группа молодых людей. Они курили. Когда Долорес проходила мимо них, один вдруг резко развернулся и плюнул прямо ей на платье, чуть пониже груди.

— Barkatu! (5) Я вас не видел! Простите, сеньорита!

Долорес понимала, что это вышло случайно, парень правда ее не заметил, но оставшийся путь от площади до дома преодолела с трудом. Ноги и душа вдруг резко отяжелели, сердце застучало где-то в области шеи и эта неуместная пульсация мешала Долорес дышать.

Заходя в дом, Долорес задержалась на крыльце и посмотрела на небо. Облаков почти не было. Дождь окончательно прекратился.

Она открыла дверь и нашла глазами часы в коридоре, чтобы рассчитать, как скоро придет муж и стоит ли уже затевать ужин.

Украшенные розочками и фигурками святых часы, купленные во время свадебного путешествия в Бильбао, показывали шестнадцать часов двадцать минут.

Долорес на долю секунды показалось, что что-то со стрелками не так. То ли с часовой, то ли с минутной. Она даже хотела снять часы со стены, чтобы разобраться. Но очень скоро это странное ощущение прошло.

И тогда Долорес постояла так еще немного. А потом переоделась в домашнее платье и пошла на кухню.

Примечания

1. It rains cats and dogs – букв. льет кошками и собаками — льет как из ведра (англ)
2. Ez dut ulertzen – не понимаю (баск)
3. Todo, todo se olvida – все забывается (исп.) – строчка из песни Карлоса Гарделя «El día que me quieras»
4. Ez dut sinetsi – не верю (баск.)
5. Barkatu – извините (баск)