Злополучный аттестат (25 июня 1982)

По традиции, выпускной вечер с церемонией вручения аттестатов зрелости проходит в двадцатых числах июня. Десятилетку я окончила в 1982 году, то есть в самом конце эпохи "застоя". До совершенолетия мне оставалось всего несколько недель. Я стояла на пороге взрослой жизни, которая уже обнажила ждущие впереди ухабы.
Первый неприятный сюрприз преподнесла морткинская средняя школа: по двенадцати предметам были выставлены тройки, по географии, биологии и технологии стояло "хорошо", а по астрономии — "отлично".
Если бы эти оценки соответствовали реальным показателям учёбы, всё воспринималось бы совсем иначе — что заработал, то и получил. Но меня мучила обида: за первое полугодие десятого класса в табеле была только одна четвёрка, а по остальным дисциплинам — твёрдые пятёрки! Как же получилось, что школьница, идущая на серебряную медаль, могла в течение двух последних четвертей стать почти круглой троечницей? Большинство подумает, что причиной всему стала первая любовь, но они заблуждаются.
Всё объясняется гораздо проще: в советской системе образования не приветствовали тех, кто открыто говорил правду, выражал своё мнение и проявлял свободолюбие. "Неоперившуюся" молодёжь считали неспособной разбираться в жизни, поэтому ни девушки, ни юноши не имели права отрываться от коллектива и перечить взрослым.
Сначала педсостав взъелся на меня за отказ от вступления в комсомол. До этого, когда я сама подала заявку, её отклонили, сославшись на моё "плохое поведение". В чём оно выражалось, никто не удосужился объяснить. Между тем дети местной элиты (директора леспромхоза, школы и завуча), учившиеся в другом классе, позволявшие себе употребление спиртного, импортные "штучки" и относившиеся к нам, выходцам из простых семей, с нескрываемым высокомерием, а также хулиганы и двоечники попали в молодёжную организацию без всяких проблем.
Когда же в конце учебного года я осталась единственной ученицей, не вошедшей в комсомол, я отказалась от предложенного в нём членства, поскольку поняла, что мне это не нужно: прежде наши ровесники заслуживали это гордое звание подвигами, а что сделала я? И тут ко мне стали приставать с дурацкими вопросами: "Тебе родители запретили? Они что, баптисты?" Полная чепуха: я из семьи рабочих и крестьян, все мы атеисты, но вот глава семьи сильно выпивал, и это доставляло массу хлопот.
Жизнь превратилась в кошмар. Находясь в алкогольном опьянении, отец гонял мать, которая, спасаясь от побоев, была вынуждена прятаться в бане или сарае. Никакого сна, покоя, да и уроками не позанимаешься.
Несмотря на ухудшение успеваемости, мне удавалось закрывать четверти без троек. Тем не менее этого оказалось мало. Классная руководительница, Екатерина Александровна, как-то поинтересовалась у меня, в чем причина моего "провала". Я сказала ей правду, на что услышала обвинения во лжи и неуважении к старшим.
Ярая коммунистка прямо вспыхнула: "Да как ты смеешь наговаривать на Минияра Фарвазовича! Он заслуженный работник лесной промышленности, передовик производства! Его бригада успешно выполняет XI пятилетний план! А ты лгунья и тунеядка!"
Моё предложение прийти к нам домой и увидеть происходящее своими глазами привело педагога в ещё большее негодование. Такому человеку было бесполезно доказывать свою правоту. Вот где я впервые серьёзно столкнулась с проявлением авторитарной системы, которая принижает человеческое достоинство, душит свободу и искажает действительность. Послушные "винтики" этого хорошо отлаженного механизма отказывались признавать факты и слепо верили догмам, которые им привила партия.
Так я нажила себе врага, который и сыграл ключевую роль в предвзятой оценке моих экзаменационных работ. И вот итог: вступив в сговор, большая часть педагогов, несмотря на то, что ни по одному из предметов у меня не должно было стоять ниже четвёрки, выставили отметку "посредственно". Одноклассники были поражены не меньше, чем я. Кое-кто из учителей попытался заступиться за меня, но их мнение не приняли во внимание.
Я просила мать сходить в школу и во всём разобраться, однако она этого не сделала, сказав, что даже троечный аттестат нужен для дальнейшей учёбы. Расстроившись, я не пошла на выпускной, проходивший в поселковом клубе, и забрала документ после окончания мероприятия.
Незадолго до этого отца отвезли в больницу, где его закодировали от спиртного. За нарушение трудовой дисциплины он был уволен с работы, вследствие чего оказался лишён полагавшейся ему награды и прибавки к пенсии. В ту пору выпивали многие (сейчас мы знаем, что к 1980 году каждый пятый гражданин СССР был алкоголиком — плоды брежневской пропаганды "культурного пьянства"), но таких, кто не знал меры и не мог остановиться без медицинской помощи, в посёлке почти не встречалось.
Помимо испорченного аттестата, школа выдала мне плохую характеристику, с которой, по словам моего куратора в Тюменском медучилище, лежала только одна дорога — в тюрьму. Так я попала под каток репрессивной машины советского образования, которая добила меня уже при поступлении на медицинский факультет: "татарку из деревни" специально завалили на вступительных экзаменах, не дав пройти на специальность провизора, о чём мне стало известно от человека, близкого к приёмной комиссии.
Позже, в 1990-х годах, когда я приехала погостить к родственникам на Мортку, Екатерина Александровна попросила у меня прощение за фальсификацию итоговых оценок. Конечно, я уже не держала на неё зла: жизнь всё расставила по местам, а этот документ давно пылится где-то среди бумаг. Однако мне до сих пор обидно, что в стране, пришедшей к "развитому социализму", где, как утверждалось, царит справедливость и все равны между собой, со мной обошлись хуже, чем поступали с людьми на "прогнившем Западе".
Сменилась эпоха, но всё осталось на прежнем уровне. Спустя три десятилетия с моим младшим сыном произошла похожая история. Прямо проклятие какое-то!