Стерх

Стерх

   Я выпрыгнул из грузовика, махнул на прощание водителю и захлопнул дверь. Старый ЗИЛок с трудом развернулся на узкой колее и через минуту скрылся в темноте.

   Я оглянулся. Старый деревянный фонарный столб, рядом кем-то брошенное бревно используемое, судя по потёртостям, в качестве местной скамейки…
Справа, где-то вдалеке, я увидел несколько освещённых окон уходящих вверх. В метрах ста впереди возвышался маяк. Медленно вращающийся мощный луч выхватывал по кругу то расположенные вдали на горе деревянные дома, то каменистое побережье, то серые, пенистые барашки возникающие на поверхности воды.
   Я повернулся к морю. Оно было где-то внизу, но совсем рядом! Я чувствовал его всем телом. Всё его волнение. Всю его скрытую мощь! И хоть ветер был с берега, я глубоко вздохнул всей грудью наслаждаясь пьянящей свежестью морского воздуха. Когда луч света отворачивался от морской стихии, всё мгновенно погружалось во тьму, и я ещё острее ощущал жадное дыхание моря. Казалось, что ты стоишь перед огромной разинутой пастью дьявола, готового заглотить весь мир! И лишь новый поворот луча, вновь заскользившего по волнам, возвращал меня к реальности.
   Так я простоял минут десять, полностью охваченный фантастическим морским величием.
И только неожиданно подувший с моря пронизывающий сильный ветер и первые капли дождя заставили меня очнуться и броситься со всех ног к маяку, - цели моей длительной и изнурительной поездки.

   Рядом с маяком я обнаружил небольшую, но добротную хижину. Из небольшого окошка лился тёплый и уютный свет. Я облегчённо вздохнул, - будить хозяев в это время мне совершенно не хотелось. Насквозь промокший, я поднялся по ступенькам на крыльцо и постучал в массивную дубовую дверь. Чуть помедлив, достал зажигалку и посветил. Не найдя ничего похожего на звонок я ещё раз, уже более настойчиво постучал. Неожиданно крыльцо озарилось ярким светом, что-то лязгнуло и дверь распахнулась.
   На пороге стояла девочка с ярко рыжими волосами собранными сзади в хвост. На лоб выбились две забавные кудряшки. На ногах валенки, поверх халатика был накинут ватник. В зелёных глазах, обрамлённых удивительно светлыми ресницами не было ни испуга, ни удивления, словно я с полчаса назад ушёл от них, а теперь вернулся за зонтом.
   - Здрасти! – она кивнула и кудряшки весело дёрнулись.
   - Простите, а Макар Трофимыч…
   - Заходите скорее, а то у нас натоплено!
   Я быстро переступил через порог и захлопнул за собой тяжёлую дверь. Что-то вновь лязгнуло, я оглянулся. Массивный крюк ровно упал в железное кольцо, наполовину вогнанное в дубовый косяк.
   “Как в сейфе…” – почему-то решил я.
   - Вы к дедушке? – девочка скинула валенки, повесила свой ватник на крючок и провела меня через небольшие сени в хорошо протопленную комнату. – Он на маяке просто. Подождать надо… Ой! – она увидела мою мокрую одежду. – Да вы же весь мокрый!
   - Я поэтому за зонтом и вернулся! – решил я начать с лёгкого юмора, потому что только сейчас я обратил внимание, что это была не девочка, а вполне сформировавшаяся девушка лет 17-18-ти. Наверное, меня смутил рост. Она была совсем невысокой и ватнике действительно напоминала скорее подростка.
   - Дождь как ливанул! Думаю, - надо вернуться. За зонтом.
   Взгляд девушки стал настороженным, и я поспешил извиниться:
   - Вы простите. Это я от холода. Забудьте. – я стащил намокшие ботинки с носками и сняв куртку оглянулся в поисках вешалки.
   - Нет, Нет! Это на печь надо! И вообще, снимайте всё! Я дам вам полотенце, вытритесь насухо, а то заболеете! А вещи ваши я вмиг высушу! – она взяла мою куртку, подхватила ботинки и аккуратно расположила их на огромной белой печи.
   Я не стал говорить девушке о том, что мне никто ещё не предлагал полностью раздеться после двух минут знакомства. Сняв штаны, свитер и рубашку я в одних трусах, словно бедный родственник замер на половике у входа.
   Она обернулась:
   - Кладите это тоже на полатья. Сейчас я лук уберу… Мы обычно его тут сушим.
   Я подошёл к печи и замер в ожидании, когда девушка сложит в корзину лук.
   - Да вы всё снимайте, я не смотрю. На стуле полотенце и дедушкин халат, потом оденьте и садитесь к печи, грейтесь.
   Я пожал плечами и попытался быстро стянуть мокрые семейки. Быстро не получилось, - я чуть не упал на пол запутавшись в них. Но всё же успел обтереться и накинуть халат прежде, чем девушка повернулась ко мне.
   - Ну вот, видите, как хорошо! А я сейчас самовар поставлю!
   И тут послышался стук в сенях.
   - Верка!
   - А вот и дедушка! – она улыбнулась и выбежала в сени.
   “Верка, значит…” – подумал я и услышал знакомый лязг крюка. Осторожно присел на лавку у печи.
   По тому, как тяжело заскрипели половицы я понял, что дедушка весит килограммов сто пятьдесят. И сразу осознал, что халат, в котором я сидел, был размера на три больше. Тут же на глаза попались огромные тапки у входа. Я тихо икнул, дверь резко распахнулась и в комнату зашёл Веркин дед.
   Что бы не удариться головой о верхний косяк в дверном проёме ему пришлось нагнуться.
Он вошёл так стремительно, что я подумал, - Он не будет даже останавливаться. Быстро подойдёт ко мне и ударит по голове, решив со старых мозгов, что я явился по Веркину душу.
Но он остановился в дверях и не мигая смотрел на меня. Огромный, как медведь, с бородой и длинными волосами, старик казалось заполнил собой половину просторной комнаты. Судя по тому, что он был без очков и не щурился, - я предположил, что зрение у него было превосходным. Он словно сканировал меня. А возможно и читал мои мысли, поэтому я на всякий случай торопливо подумал: - “Добрый вечер! Мир вашему дому!”. Говорить я не мог.
   Мощный старик перевёл взгляд на мои вещи разложенные на печки. Оценил мои семейки. Потом снова посмотрел меня, отметил на мне свой халат и одев тапки, прошёл к рукомойнику.
   - А что, молодого человека здороваться не научили?
   Я не совсем понял к кому он обращается и молча наблюдал за тем, как он намыливает свои огромные ручищи.
   “Сейчас бить будет” – промелькнуло в голове. – “Чистыми руками. Лучше поздороваться.”
   - Здравствуйте. – прошелестел я. – Вы Макар Трофимыч?
   Он вытер руки, прошёл к столу и уселся на табуретку, которая даже не скрипнула, а истошно заорала от боли.
   - Что ж… Макар Трофимыч это я.
   Вера тут же поставила перед ним кастрюльку с дымящейся картошкой в мундире и огромную сковородку от которой исходил такой запах, что я едва успел вытереть слюни.
   - А что, Вер? – дед нацепил на вилку картофелину и положил себе на тарелку. – Тебе он тоже не называл своего имени?
   Он взглянул на меня и кивнул на стоящую рядом у стола табуретку:
   - Садись, Гриша. Поешь.
   “Сначала покормит, потом влупит.” – тоскливо повисла мысль в голове.
   - Я не Гриша.
   - Гриша, не Гриша… Как-то я должен же к тебе обращаться. – он вопросительно взглянул на внучку.
   Та пожала плечами и тряхнула своими кудряшками:
   - Я сама не знаю, как его зовут. Он пришёл, сказал что забыл здесь зонт.
   Старик нахмурился:
   - Я не понял. Он пришёл, не назвался, сказал, что уже здесь был, что ему нужен зонт, потом разделся до гола, одел мой халат и уселся у печки греться?
   Меня озарило:
   “Нет. Он не будет меня бить! Он просто возьмёт топор и зарубит. Как ёлочку.”
   - Да нет же, дедушка! – Вера заразительно рассмеялась. – Он пришёл, спросил тебя. Я сказала, что ты на маяке и пригласила его. Потом увидела, что он насквозь мокрый и предложила пока высушить его вещи.
   - Я говорю, сюда сядь, не Гриша. – старик снова обратился ко мне.
   - Меня Костей зовут. – я поднялся с лавки и покорно пересел на указанное место.
   - Вер, дай Косте тарелку и вилку. И достань там… Графинчик в серванте.
   Через минуту я уже обжигаясь во всю уплетал отварную картошку с жареной курицей.
   Ели мы молча. Я, - потому что был голодный, как волк. А Макар Трофимыч, наверное, просто ждал, когда я доем и сам объясню зачем он мне понадобился. Пару раз он налил мне из графина, и я с удовольствием выпил что-то очень крепкое. Когда он в третий раз наполнил мой стакан, я уже не совсем хорошо понимал, как и зачем я тут очутился.
   - Ты где обо мне услышал, Костя? – неожиданно спросил Трофимыч, словно почувствовал, что я нуждаюсь в помощи.
   - В Кеми. – я вспомнил. – Инвалид один. Не помню, как зовут… Такой… Без ноги.
   - Кузьмич. Ну…
   - Я просто спросил, кто может меня до Птичьего острова довезти?
   - Ах вот, откуда ветер дует! – Трофимыч залпом выпил свой стакан и закусил огурцом. – На Птичий тебе понадобилось? А не боишься?
   - А чего мне бояться? – искренне удивился я. – Там же монастырь один! И журавли.
   - Стерхи.
   - Кто?
   - Стерхи. Ну журавли, да. Вымирающий вид.
   - А, да? Я не знал. Так и чего же мне бояться?
   - До монастыря-то, Костик не каждый добирается.
   - Как это?
   - Тебе что ж, Кузьмич не рассказал ничего?
   Я опрокинул в себя стакан. Что-то вспомнил:
   - А! Да ерунда какая-то! Типа, исчезают люди с вашего катера и всё такое…
   - Вот именно. – Трофимыч отломил кусок хлеба.
   Я помолчал пытаясь понять, серьёзно он говорит или нет.
   - В смысле? Ну.., вы же сами их отвозите?
   - Отвожу, да. Бывает, что просят. А кого ещё просить? Я единственный, кто туда ходит. Почта, уголь, продукты…
   - Ну! Вы что же, хотите сказать, что выезжаете с кем-то, а на остров один приплываете?! – я подумал, что он просто надо мной издевается.
   - По-разному бывает.
   - Куда ж они деваются?
   - Грехи их забирают. – задумчиво проговорил старик. – У кого грехов много, на остров не попадают.
   - Это что же? – мне вдруг стало весело. – Грехи эти, с неба что ли спускаются, да? Берут под белы рученьки и обратно?
   - Да грехи-то при них все. А то, – тени. И не с неба, а с моря.
Я ждал, что он продолжит, но Трофимыч замолчал и как будто ушёл в себя, забыв и про меня и про графин. Неожиданно я понял, что он не шутит. Совсем.
   - Вы бы объяснили, что ли… - я тронул его за рукав. – Поподробнее как-то. А то ж не понятно ничего.
   Он посмотрел на меня:
   - А и нечего понимать, Костик. И делать тебе там нечего. Зачем тебе монастырь? Ты ж с города?
   - С города. – я кивнул и громко икнул. – С Хабаровска.
   - Во тебя занесло!
   - Так я ж сколько читал про этот остров, про монастырь. Что лечатся люди там, от грехов очищаются. Мечтал, прям!
   - А ты что, болен, что ли? – Трофимыч с сомнением меня оглядел.
   - Да почему болен-то сразу?!
   - А ты чего раскричался-то? Если болен, так и скажи. Земля там… - Трофимыч достал папиросу, - действительно лечит. Не монастырь. – он поднял палец вверх. – А именно земля. Только вот… Не каждого она к себе пускает. Не хочет она пачкаться.
   - Обо что?
   - О грехи чужие. Обо что…
   - Я денег дам. Пятьдесят тысяч. – я угрюмо уставился на стол. – Специально откладывал.
   Макар Трофимыч задумался.
   - Деньги нам, конечно нужны. – он глубоко затянулся. – Верка, вон в институт поступает. Так я коплю потихоньку.
   - Вот видите! – я оживился.
   - Ладно. – через минуту сказал Трофимыч и затушил папиросу. – Только к острову, через месяц пойдём.
   - Да вы что?! – я даже поперхнулся. – Какой месяц?! Мне завтра надо! Ну, послезавтра! Не могу я столько ждать!
   - Сказано, - через месяц, значит через месяц! Я два дня назад только вернулся оттуда. В следующий раз через месяц. Понял? Всё. Разговор окончен. – он хлопнул рукой по столу. – А теперь спать! Смотри, как тебя развезло. С трёх стаканов-то!
   - Да я как стёклышко! – я, как мне показалось, резво встал из-за стола, но комната вдруг качнулась вправо, потом влево, а потом и вовсе перевернулась. Я не заметил, как погрузился во тьму.


 

   Сразу открывать глаза я не торопился. Сначала попытался выставить порядок своих вчерашних действий. Почему-то в голове всё время всплывали две рыжие кудряшки, но к чему или к кому их привязать я совершенно не представлял. Одноногий, грузовик, маяк... По-моему, такая последовательность.
   Голова с правой стороны вдруг вспухла. Подлетел журавль, ткнул клювом в висок, и она сдулась обратно.
   Я наконец решился и открыл глаза. На груди сидели две белки и грызли орехи.

   Зажмурившись, я потряс головой и в ней тут-же отозвались звоном колокольчики.
   - Спит ещё? – услышал я грубый голос и в образе тут-же всплыл старик величиной с медведя, с двумя кудряшками на лбу. Он сидел в длинной лодке и грозил мне пальцем.
   - Да, спит. Я кашу сварила. Поешь, - ещё не остыла.
   - Спасибо. Проснётся, плесни ему, пусть поправится. Я до города. Надо масла купить.
   - Что, пять скрипит?
   - Так старое всё! На других маяках давно уже новое оборудование, всё на компутерах… И смотритель не нужен.
   В голове начало проясняться. Птичий остров. И попаду я туда только через месяц. И то..., если этот хмурый старик согласится меня туда везти! Что он там говорил про грехи? Пьяный бред… Самогон!
   Я открыл глаза и согнал с груди белок. “Плесни ему!” – как я сразу не понял?!
   Медленно, чтобы не расплескать остатки сознания, я сел и опустил ноги на пол, которые тут-же оказались по щиколотку в вонючей болотной жиже.
   - О! Ожил. – Трофимыч оторвался от каши. – Доброе утро.
   Он взял со стола графин, налил в стакан мутной жидкости и подвинул мне.
   Хорошо, что диван стоял вплотную к столу, - мочить ноги в болоте крайне не хотелось. Я взял стакан, зажмурился и опрокинул в себя.
   Через минуту болото исчезло. Я посмотрел в угол дивана. Две белки продолжали грызть орехи без особого страха поглядывая на меня.
   - Это Чук и Гек. Ручные. – Вера перехватила мой взгляд. – Два года уже живут здесь.
   Я облегчённо выдохнул.
   - Будешь кашу?
   Я помотал головой.
Макар Трофимыч отставил пустую тарелку и налил себе из самовара чай:
   - Я сегодня в Кемь иду на катере. Если за пол часа придёшь в себя, - он кивнул на графин, - можешь присоединиться. Подсобишь.
   Потом посмотрел на Веру и пояснил:
   - Мы тогда заодно аппарат сварочный загрузим. Надо перила к лестнице у маяка приварить.
   Вера гладившая бельё кивнула. Присмотревшись, я понял, что она разглаживает мои трусы, быстро плеснул себе ещё пол стакана и тут-же выпил.
   - Решила постирать вчера вашу одежду.
   - Ну, тогда можно и на ты! – я смотрел, как она складывает мои семейки и кладёт в стопочку сухого белья.
   - А то, как высохла, столько грязи проступило. Зато сейчас всё чисто. Можете одевать.
   Я молча кивнул. На ВЫ значит пока не готовы. Самогон удобно расположился в желудке и приподнял шлагбаум для каши.
   Я положил себе полную тарелку. Трофимыч заметил и ухмыльнулся:
   - Ну, значит вместе двинем.

   Катер оказался не лодкой с мотором, как я себе всегда представлял. Это было довольно большое судно, метров 10 в длину и 2.5 в ширину. Сзади даже была деревянная надстройка, служащая судя по всему рубкой.
   - Заходи и трап за собой подыми. На палубу скинь. – Трофимыч уже перебрался на катер и скручивал на носу какие-то канаты.
   Я быстро перешёл по узкому трапу, поднял его и с грохотом бросил возле борта, - он оказался намного тяжелее, чем я ожидал. В голове что-то щёлкнуло и вместо колокольчиков отрывисто забили в бубен.
   Я с мольбой взглянул на Трофимыча:
   - А нет ли чего-нибудь? Ну?...
   - Здесь не пьют.
   Ответ прозвучал коротко и строго, но я уловил в нём сочувствие.
   - Море пьяных не любит, Костя. Но в рубке должен квас остаться, посмотри!
   Я пробрался к коробчатой постройке и открыв дверь, заглянул внутрь.
   Маленькое, словно детское рулевое колесо. Небольшой рычаг рядом. Щиток на стене сбоку с единственной красной кнопкой, - вот и всё незамысловатое управление. На стене напротив штурвала висел какой-то круглый прибор, рядом огромный бинокль.
Под щитком я обнаружил большую прозрачную канистру с привязанной к горлышку металлической кружкой.
   Квас оказался холодным и невероятно бодрящим.
   В рубку зашёл Трофимыч и вдавил красную кнопку на щитке. Где-то под ногами прерывисто закашлял, а затем ровно затарахтел мотор. Старик чуть сдвинул рычаг, слега повернул штурвал, - мы медленно отошли от причала.
   Я оглянулся:
   - Здесь даже сесть негде.
   - Кто ж за штурвалом сидит? – усмехнулся Трофимыч. – А ты, вон, - он кивнул вперёд, - на швартовы можешь сесть.
   - На что? – я уставился на палубу за окном.
   - Канаты на носу видишь?
   - А-а. А, как же..? Ну если дождь?
   - Сегодня дождя не будет. А так тент натянуть можно. А вообще, я сводку всегда смотрю. Дождь, когда или волнение сильное. Хотя море здесь всегда беспокойное. Редко, - чтоб штиль.
   Он кивнул в угол рубки:
   - Возьми, вон под дождевиком ватник. Далеко в море не уйдём, но вдоль берега тоже хорошо продувает.
   Я снял с крючка огромный резиновый плащ с большим капюшоном и достал ватник.
   - Спасибо. – я открыл дверь.
   - Если околеешь совсем, зайдёшь, – плесну немного.
   Я вышел и тут-же вернулся обратно:
   - Околел, Макар Трофимыч!
   - Иди, иди! Околел он… - я впервые увидел, как он улыбается.
   Канаты оказались твёрдыми, как дерево и я потратил немало времени, чтобы хоть как-то на них устроится.
   Холодный ветер был настолько сильным, что казалось продувал кости. Я вспомнил, как Вера протянула мне на выходе огромный свитер и шапку-ушанку.
   - “Чтоб смеялись надо мной?” – сказал я тогда, а сейчас очень жалел о своей тупости.    Интересно, перед каким альбатросами я боялся выглядеть смешным?
   Возможно, с грузом катер качало бы меньше, но мы шли налегке и я уже через пятнадцать минут вынужден был по пояс перевалиться за борт и скормить рыбам вчерашнюю картошку с курицей и утреннюю кашу.
   Едва отдышавшись я вдруг вспомнил Трофимовское, - “Заходи, плесну!” – и меня вновь вывернуло наизнанку.
   В таком вывернутом состоянии я и пребывал пока мы не достигли Кемского причала.
   В городе мы пробыли недолго. Я довольно быстро пришёл в себя. Помог Трофимычу перенести на катер масло и загрузить сварочный аппарат.
   А на обратном пути, то ли от того, что качка ощущалась меньше, то ли, как сказал старик, -“Я прошёл посвящение в матросы”, но меня больше не тошнило. Всю дорогу назад я провёл в рубке интересуясь буквально всем подряд. Трофимычу явно понравилась моя тяга к морским знаниям, и он с удовольствием подробно отвечал на мои вопросы. К возвращению на маяк я уже знал, что круглый прибор над штурвалом, это ртутный барометр для измерения атмосферного давления. Хотя, как измерять, так и не понял. Но зато научился держать курс по звёздам и по компасу, учитывая течения и ветер. И даже немного постоял у штурвала.
   - До Птичьего 48 миль, строго на северо-запад. 23 градуса. На гружёном за 4-5 часов дойти можно. – говорил мне Трофимыч разложив на столике карту Белого моря с проложенным курсом до монастыря. – На всём пути надо учесть два течения. Иначе снесёт хоть на милю, - пройдёшь мимо, сожжёшь всю соляру и будешь, как щепка болтаться среди волн. Как видишь, на катере ни паруса, ни мачты. Встанешь бортом к волне и при 4-ёх баллах тебя любая перевернёт.
Одним словом, когда мы вернулись и затаскивали сварочный аппарат в сарайку, я уже точно знал, что никакого месяца я ждать не буду.

Надо сказать, что идея отправиться на остров одному у меня появилась, как только я увидел катер. А уж когда Трофимыч показал, как им управлять и раскрыл “все секреты навигации”, идея переросла в твёрдое решение. Уверенность в том, что я смогу сам, без Трофимыча, доплыть до острова не вызывало у меня никаких сомнений.
А его самого потом кто-нибудь подкинет, - вон сколько катеров стояло у причала! И заберёт он свой катер в целости и сохранности! Я ж не ворую. Беру на время, с возвратом!
Хотя где-то глубоко червячок совести подтачивал. Но это было слишком глубоко, а копать я даже в забытой детской песочнице не любил.
Ждать ещё целый месяц, после того как я почти 40 дней добирался сюда, уже не было сил.

Вера позвала нас обедать. В центре стола возвышалась кастрюля с невероятным запахом, который исходил от наваристых щей.
- Ты где собираешься этот месяц провести? – Трофимыч насыпал на хлеб соль и уложил сверху два толстых кольца лука. – У нас тут наверху, в посёлке кто-то сдаёт комнаты, могу поспрашивать. А хочешь, можешь у нас остаться. Но будешь помогать и мне и Верке по хозяйству.
Я неопределённо мотнул головой, обжёгся и закашлялся.
- Ну, ты подумай, подумай. Мы не гоним. Спать на печи можно, - лежанка там большая. Голодать не будешь. – продолжал Макар Трофимыч. – Сам видишь, как Верка готовит. Вся в мать! Царство ей небесное.
Я хотел было спросить, что случилось с мамой, но взглянув на Веру, вовремя прикусил язык. В её глазах была такая неподдельная грусть, что у меня даже защемило в груди. Мне показалось, что она вот-вот заплачет, но похоже что ей удалось справиться со своими чувствами и она даже чуть улыбнулась:
- Да, мама вкусно готовила…
Я предположил, что мамы не стало совсем недавно и боль утраты продолжала давить на, по сути, ещё детское сердце.
Неожиданно я почувствовал к Вере такую трогательную нежность, что захотелось обнять её, сказать какие-то тёплые слова… Я хорошо её понимал. Когда умер мой отец, я очень долго не мог свыкнуться с мыслью, что его больше нет рядом. И до сих пор он приходил ко мне в моих снах.
Я ещё раз взглянул на Веру и невольно залюбовался... Та грусть, которая лёгкой тенью легла на её лицо, лишь усилила тонкую красоту и придала ей невероятное очарование.
Она сидела напротив и о чём-то глубоко задумалась. Широко раскрытые зелёные глаза не мигая смотрели куда-то далеко-далеко… Наверное, в то незабываемое прошлое, когда она ещё в детстве гуляла с мамой по лесу или каталась на лодке. Я так боялся её сейчас вспугнуть, оторвать от светлых и счастливых воспоминаний, что невольно затаил дыхание и замер с ложкой в руке. Краем глаза уловил, что Трофимыч тоже старался не шевелиться.
Но тут Вера вздрогнула и очнувшись, посмотрела на нас:
- Вы чего? – она явно смутилась, - Ешьте, прошу вас. Я просто задумалась…
И столько в её словах было беззащитности, а кудряшки на лбу так обворожительно вздрогнули, что я понял, что влип. И что уезжать мне отсюда следовало как можно скорее.

Всё оставшееся время, до самого вечера я провёл в невероятных мучениях.
- Да что с тобой, чёрт бы тебя побрал! – выругался Трофимыч, когда я, помогая ему приваривать перила на крыльце маяка, задумался и выпустил их из рук. Он не успел сделать достаточное количество швов и они под своим весом, естественно накренились, сорвав сварку и ударили его по голове.
- Извините, Макар Трофимыч, я просто устал. Выпил вчера много.
- Ладно, иди. Сам справлюсь. – Трофимыч явно задумался о том, насколько хорошим помощником я буду в ближайший месяц.
Но я об этом уже не беспокоился. Завтра утром меня уже здесь не будет. Иначе… Ещё пара дней и я плотно увязну в болоте под названием Любовь.

Когда за ужином Трофимыч хотел мне налить, я решительно замотал головой. Он пожал плечами и молча выпил свой стакан. А я не смог не заметить одобрительный Верин взгляд. Знала бы бедная девочка, что я намерен сделать этой ночью…
Или может тормознуть? Пока не поздно. Отложить поездку? Пожить здесь ещё? …
Нет!
Я так долго искал этот остров! Столько времени и сил потратил, чтобы наконец добраться сюда! Слишком много у меня появилось вопросов. Слишком давно в меня закрались подозрения о двуличности городских священников. Я так долго жил надеждой исповедоваться на чистой облагораживающей и оздоровительной земле у священников, которые годами ведут праведный и благочестивый образ жизни, не имея даже возможности соприкасаться с мирской грешной суетой, которой окружены городские церкви. Я мечтал лишь об одном, - преклонить голову перед теми, кто живёт посреди моря, вдали от цивилизаций, на острове, целиком посвящая себя общению с Богом.
Меня называли идиотом, кретином, но я твёрдо вбил в себе голову, что Мой Грех может отпустить мне или сам Бог или кто-то из живущих На Птичьем острове имея на это духовное право.
Слишком долго я живу с Этим. И всё меньше надежды на то, что я смогу забыть, что Это отпустит меня! И что Она сама сможет простить мне Это…
Я не мог есть, не мог спать, не мог жить с этим. Оно жгло меня изнутри, стирая потихоньку всё моё нутро. Я чувствовал, что скоро от меня совсем ничего не останется. Только плотская оболочка, прозрачная, как шёлк. Без сердца, без чувств… И мне останется лишь моментально сгореть в аду, только душа до скончания веков будет мучиться и стонать от боли.
- Костя, вы что?
Я очнулся:
- А? Что?
- Стонете, прям… У вас болит что-то? – Вера участливо положила мне руку на плечо.
- Извините. – я встал из-за стола. – Мне правда нехорошо. Пойду прогуляюсь.
Одев ботинки и накинув ватник я собрался было уже открыть дверь, как услышал позади себя:
- А хотите я вам маяк покажу? Вы же наверное так внутри и не были?
Я на секунду замер:
- Нет, не доводилось. Спасибо. Я на улице подожду, покурю.
- Да, конечно! – Вера взяла мою тарелку с недоеденной едой и понесла к раковине. – Я сейчас выйду к вам!

На улице уже было темно. Я хотел было посмотреть на звёзды, чтобы сориентироваться в каком направлении мне предстоит плыть, но небо, по всей видимости, заволокло облаками, - ни луны, ни хоть одной звезды я не увидел. Было холодно. К тому же дул очень сильный ветер, намного сильнее, чем днём. Мелькнула разумная мысль, - дождаться более ясной и спокойной погоды, но безрассудное упрямство моей слепой шхуны крепко бросило якорь в гавани моих убеждений.
Я усмехнулся и прикурил. Видимо близость моря подкидывает в мой словарный запас морские словечки.
Дверь распахнулась, на крыльце появилась Вера.
- Ой, какой ветер! Бежим скорее! А то сейчас как ливанёт!
Я выбросил сигарету и послушно побежал за ней.
Удивительно, но стоило нам взбежать на крыльцо маяка, как хлынул дождь. Под напором ветра я с трудом захлопнул дверь и оглянулся. Вера включила фонарь. Внутри абсолютно круглого здание было удивительно тихо!
Словно предвидя мой вопрос, Вера пояснила:
- Здесь стены толщиной около трёх метров. К верху сужается, но и там не меньше двух.
- Зачем такие? Это ж не крепость!
-Ну почему же? – Вера улыбнулась. – Это и есть крепость! Враг у которой один, это шторм. Представляешь, сколько ей пришлось выдержать за 220 лет?! А стоит до сих пор!
Железная лестница огромным винтом уходила вверх и терялась где-то высоко над головой.
- Да-а... И конца не видать.– тихо сказал я задрав голову.
- Почти 50 метров… Пойдём?
- Конечно!
Я осторожно, держась за холодные перила, стал подниматься по железным ступенькам вслед за Верой.
- Сейчас тихо. Дедушка сегодня смазал. А так обычно зеркала вверху скрипят ужасно.
- Какие зеркала? – не понял я.
- Ну, которые вокруг лампы вертятся. Как щит. С одной стороны, - зеркальный, для рассеянного отражения луча.
- Вертятся? … - я не совсем улавливал о чём она говорит.
- Ну, конечно! Лампа же не мигает. Просто зеркало крутиться вокруг, оттого и луч идёт по кругу.
- Чёрт! – я оступился и больно ударился коленом.
- Осторожнее! Не торопись, здесь лестница крутая, высокие ступени. Давай я сзади с фонарём пойду?
- Да не, нормально всё. А я думал маяк включают, выключают…
- Не маяк, лампу. Да, есть и такие. А есть, где сама лампа вращается…
- Что ж этим изобретателям на одном мнении-то не сойтись? – недовольно спросил я, чувствуя, что колено стало распухать.
Вера тихо рассмеялась:
- Не знаю… Дедушка говорит, здесь хотели новое оборудование поставить, а потом, видно забыли.
- Слушай, он что ж так, каждый день верх-вниз?! – я чувствовал, что начинаю задыхаться. – Погоди.
Вера остановилась напротив небольшого окна. Я присел на ступеньку, отдышался и поднявшись, выглянул в окно:
- Вообще ни черта не видно.
- Это окно в сторону моря. На следующем этаже окно будет в сторону берега, вот там весь посёлок видно, как на ладони!
Я поднялся на пролёт выше и с интересом посмотрел в небольшое окно.
- Ух ты! А село-то у вас не маленькое!
Подо мной рассыпалось множество огней. Фонари, окошки домов, витрины ларьков… Было ещё не так поздно и село не успело погрузиться в сон. В пелене дождя, под тёмным небом всё это выглядело таким уютным и тёплым, что я невольно содрогнулся от сознания того, что через несколько часов мне предстоит оказаться одному в абсолютной темноте, посреди холодного моря.
- Вы чем-то расстроены? – услышал я Верин тихий голос. – У вас что-то случилось. - она не спрашивала. Скорее, - подумала вслух.
Я не ответил.
Рассказать? Но зачем? Это моя боль, мой крест. А Вера… Она совсем ещё ребёнок. К тому же, потерявшая недавно самого дорого человека на свете. Ни к чему рассказывать ей ещё про одну трагедию.
- Нет, Вер. Я просто задумался…
- О чём?
- О жизни, Вера. О жизни… Ну что, пойдём?
- Конечно! – Вера включила фонарь и минуты через две мы достигли верхушки маяка.
Большое, круглое помещение с установленной в центре огромной мощной лампой впечатлило меня настолько, что я несколько секунд простоял не двигаясь, словно загипнотизированный.
Когда луч поворачивался и пронзал черноту моря, мне сложно было определить насколько далеко он светит. Но когда он выхватывал из темноты берег и невысокую гору, на которой рассыпалось село, я понял, что луч способен бить на несколько километров.
- А здесь тепло, заметил я. – Батарея, что ли?
- Это от лампы. – пояснила Вера. – Она не самая мощная, но как видишь, греет.
- Слушай, а сам маяк далеко виден с моря? – я вдруг подумал, что смогу легко держать курс ориентируясь по маяку сзади!
- Ну, наверное километров за 20. Смотря, какая погода, какая видимость…
-То есть если плыть, скажем до Птичьего острова, можно по маяку понять, - снесло тебя течение или нет.
- Конечно. Но, во-первых, дедушка никогда не выходит к острову в ночь, а во-вторых… - Вера неожиданно замолчала и пристально посмотрела на меня. – А что ты задумал?
- Что задумал? – я пожал плечами досадуя на себя и поражаясь её проницательности. – Да я просто подумал, ведь выходят же с утра рыбачить? Когда темно ещё. Им же наверное помогает маяк?
Моё ответ прозвучал настолько по-детски и нелепо, что я покраснел.
- Рыбаки далеко не уходят. Течения у берега нет и маяк им не нужен. – она не сводила с меня взгляда. – А при чём здесь Птичий?
- Да к слову пришлось. Слушай! – я решил, что пора срочно менять тему. – А где твой отец?
Я прекрасно понимал, что вопрос задан не тактично, но надеялся, что в силу своего возраста, Вера не этого не уловит.
- Папа утонул. – просто сказала она. – Когда я была маленькой. Они с дедушкой вышли в море. Попали в шторм и папу смыло волной. Дедушка хотел его спасти, но доплыть до него не успел. Папа совсем не умел плавать…
У меня сжалось сердце. Это было всё так похоже… Так близко мне!
- Ты знаешь, а я тоже не умею плавать. – сказал я. – Я даже воды боюсь.
Вера широко раскрыла глаза:
- Боишься воды?! Первый раз вижу человека, который…
- Нет, я раньше умел плавать, но как-то раз чуть не утонул и с тех пор даже просто искупаться у берега мне не хватает смелости. Это называется гидрофобия, по-моему…
Мы какое-то время молча следили за перемещением луча. Дождь закончился и мне показалось, что он стал светить ещё дальше.
Мысли унесли меня на пол года назад, в тот день, когда я последний раз видел её глаза. Страх, ужас, немая мольба о помощи буквально застыли в них, когда волны сомкнулись над её головой. А я так и остался беззвучно рыдать, по пояс в воде, держась за борт лодки и проклиная всё на свете!
Она знала, что я не умею плавать, но я никогда ей не говорил, что боюсь воды. В тот день, мы воспользовались тихой погодой, взяли на прокат лодку, чтобы доплыть до старого форда, находившегося на каменистом острове в трёх километрах от берега. Но погода изменилась. Подул сильный ветер и лодку стало нещадно качать. Мы не успели даже половину пути пройти и поэтому решили вернуться назад. Я успел порядком вымотаться, и она предложила грести вдвоём. Мне идея показалась разумной, я подвинулся, она встала, лодка сильно накренилась…
Когда она очутилась в воде, я замешкался лишь на секунды, но их хватило, что бы её успело отнести от лодки. Я бросился в воду, но дотянуться до неё не смог. И я испугался. Тогда я по-настоящему испугался, что она начнёт цепляться за меня и утащит вместе с собой ко дну. Уцепившись за борт лодки я с тихим ужасом смотрел, как она колотит руками по воде. И она молчала! Она даже не звала меня на помощь, потому что знала, что я не умею плавать! И знала, что вокруг никого больше не было! Но продолжала бороться, из последних сил цепляясь за жизнь! Инстинкт самосохранения буквально кричал в ней! Но в какой-то момент она глотнула воды раз, другой… И неожиданно успокоившись, медленно, с широко раскрытыми глазами стала уходить под воду.
И я видел эти глаза. И по сей день они стояли передо мной. Я струсил. Она боролась, а я даже не пытался, парализованный страхом.
С трудом подтянувшись, я перевалился через борт и без сил завалился на дно лодки.
Сколько я так пролежал, - не помню. Но уже тогда понял, что никогда больше не смогу простить себе свою слабость. Я ненавидел себя и презирал. Вскоре я почувствовал озноб и впал в забытье.
Не знаю, как, но несмотря на то что мы успели далеко отплыть от берега, очнулся я от того, что не чувствовал больше качки. Лодку прибило к берегу.
- Костя… - вдруг услышал я, - вы плачете?
- Да? Извини. – я вытер ладонью глаза. – это слёзы… прошлого.
- Может расскажете? Возможно станет легче.
- Потом. – Я пошёл к лестнице. – Потом, Вера. Как-нибудь обязательно расскажу. Пойдём? А то я тут ослепну.
Вера вздохнула, словно чувствовала, что ничего потом я ей не расскажу.
- Да пойдёмте, конечно.

Я лежал в темноте с открытыми глазами и не мог уснуть. По-хорошему, мне бы следовало как следует выспаться, но сон не шёл. Поэтому я решил не дожидаться раннего утра, как планировал ранее, а отправиться к причалу, как только все уснут.
Всё-же не смотря на всю мою решимость, на сердце было тревожно. Удастся ли мне доплыть до острова в полной темноте? Смогу ли я рассчитать по времени и понять, когда катер попадёт в течение и выровнять его? В принципе, карта есть, а пока виден маяк, - буду ориентироваться по нему.
Я вспомнил слова Трофимыча:
- “ Первое течение через час, подкручиваешь влево. Не сильно. Минут десять. Второе, - через три часа, - это время пустого катера, в шести милях от острова, снова выбираешь левее.”
Не забыть взять из сарая две канистры с соляркой! Это на тот случай, если промахнусь и начну плутать по морю. Об этом не хотелось думать. И уж совсем не было желания вспоминать о рассказанных тенях появляющихся из волн и забирающих грешников на дно.
Прорвёмся, чёрт возьми! У меня просто не было другого выхода! Жить с тем, с чем я прожал последние шесть месяцев было уже просто невозможно. Мои силы иссякли.
Тихо тикали настенные часы. Из спальни Трофимыча послышался храп. Не знаю, спала ли Вера? Я решил ещё пол часа подождать.

Половина второго ночи.
Пора!
Я прислушался. Верина кровать стояла в углу комнаты, у окна и ровное дыхание говорило о том, что она спит. Крепко или нет, выяснять не было времени.
Я, стараясь как можно тише слез с печи. Взял свою одежду, забрал ботинки у двери и осторожно вышел в сени.
Быстро оделся. Накинул ватник и одел на голову ушанку. Фонарик с полки перекочевал в мой карман. Сняв с гвоздя ключи от сарайки, я аккуратно скинул огромный крюк и вышел на улицу.
Дождя не было, но с моря ветер задувал крепко. Я поёжился и открыл сарай. Положил ключи на какое-то полено у входа, взял канистры и, чуть ли не бегом спустился к причалу. Добравшись до катера, я осторожно перевалил обе канистры через борт, отвязал канат удерживающий у причала катер и запрыгнул на палубу. Достав фонарик, я пробрался к рубке и запустил мотор.
Неожиданно я увидел, как какая-то тень возникла на берегу и быстро сбежала по лестнице.
- Костя!
Первой мыслью было немедленно дать ход и поскорее отчалить в море, но что-то меня удержало.
- Подожди!
Я уже понял, что это была Вера. В ватнике и накинутом сверху дождевике.
- Я с тобой!
Я удивился, но поняв, что она не собирается отговаривать от моей затеи и воспрепятствовать отплытию, я подошёл к борту, протянул руку и помог ей перебраться на палубу.
- Ты сумасшедший! – она тяжело дышала. – Я поняла, что ты хочешь один доплыть до острова! Ещё на маяке поняла!
- Ну, это не удивительно. – я почесал голову. - А сама-то с чего решила присоединиться?
- Ты не понимаешь, Костя! Одному тебе не добраться. Это безумие! Угробишь и себя и катер!
Я усмехнулся:
- А ты не угробишь?
- Я – нет!
Я посмотрел на Веру. Её глаза блестели и были полны такой решимостью и столько в них было отваги, что я лишь молча кивнул и вернулся в рубку.
- Подожди! – Вера пробралась к носу катера и включила топовый огонь. Затем прошла ко мне, щёлкнула каким-то тумблером и на крыше рубки загорелся мощный прожектор и бортовые огни. Затем она зашла за рубку. Через секунду осветилась корма.
- Круто. Что на ТЫ. - я улыбнулся, кивнул и передёрнув рычаг, отвёл задним ходом катер от причала. Затем включил скорость, развернулся и сверившись с компасом, направил его в открытое море.

Через час Вера зашла ко мне в рубку:
- Сейчас нас будет сносить. Дай-ка я встану.
Всё это время она просидела на носу судна и я было подумал, что так мы проведём весь путь. Отодвинувшись, я освободил место у штурвала.
- Просто я лучше знаю, как не сойти с курса. – она как будто извинялась. – Не в первый же раз. – она улыбнулась.
Я обернулся назад. Луч маяка превратился в маленькую звёздочку, но по прежнему был хорошо виден.
Ещё час, и эта единственная ниточка связывающая нас с сушей, с цивилизацией оборвётся и мы останемся один на один с беспощадной морской стихией.
Как хорошо, что Вера рядом! Был бы я один, пожалуй, уже давно впал бы в небольшую панику. Всё-таки, гордого упрямства во мне было намного больше разума.
Вера же спокойно управляла катером, периодически подкручивая штурвал влево, не давая ему возможности сойти с нужного направления.
Та уверенность, с которой она вела судно, говорила о десятках сделанных подобных морских рейсов. Казалось, она чувствует малейшее отклонение от курса! Ни разу она не оглянулась, что бы свериться с маяком.
Нет, это уже не девочка! Море давно закалило Веру, оставив всё же ей не малую долю как женского очарования, так и обаяния.
- Вера, - выходить из рубки мне не хотелось, - а ты сама когда-нибудь встречала эти тени?
- Какие? – не поняла она сначала. – Ах, эти! Нет. Ни разу. Дедушка не очень любит про это рассказывать. И он до сих пор считает, что часть вины за гибель всех тех, кто не смог добраться до острова лежит и на нём. Ведь только ему одному удавалось возвращаться живым!
- Да это, конечно кажется немного странным.
- Потому что всё, что происходит там, - она кивнула вперёд. – с этими грешниками, кажется неправдоподобным! Как в какой-то страшной сказке!
- Ты веришь в это? – спросил я.
- Конечно! – она в изумлении уставилась на меня. – Не думаешь же ты, что дедушка…
- Да нет, конечно! Что ты?! Просто в голове не укладывается эта…, как ты правильно заметила, - сказка.
Я посмотрел в окно. Топовый огонь освещал лишь нос катера и волны перед ним. Дальше сплошная темнота. Небо давно заволокло, луны не было, звёзд тоже.
- Слушай, - я решил, что если говорить, то будет не так страшно. – А вот эти журавли, как их…?
- Стерхи?
- Да. Они что же, там круглый год живут?
- Нет, что ты? На зиму улетают… То ли в Китай, то ли в Индию, не помню точно. Но весной, летом… Ты бы видел! Весь остров становится белым! Словно снег выпал!
- Ну, увижу наверное.
Мы помолчали. Ветер усилился и катер стало заметно потряхивать. Волны с силой бились о правый борт.
- С запада дует. Придётся сделать небольшой крюк. – Вера закрутила штурвал. – А то перевернёт.
Еле заметный луч маяка оказался с правой стороны.
- То есть плыть придётся дольше?
- Если ветер не изменится. Но ты молодец, что взял ещё солярки.
Я подумал, что молодец, что взял с собой Веру.
С какой головой я, вообще решил, что доплыву один? С кем я решил посоперничать?! С западным ветром? С морем?! Куча воды, которую я ещё и боюсь! Псих.
Сильный удар сотряс катер. Казалось, что дно преломилось!
- Что это? – я старался, чтобы мой голос не сильно дрожал.
- Слеминг. Против волны идём.
Я заметил, что Вера взялась за рычаг и чуть снизила скорость.
Слеминг, твою мать! Будь я один, дал бы этому более короткое название.
- Может надо было влево? Тогда ветер в спину бы… И быстрее поплыли б.
- С кормы если ветер, - рыскать начнём.
Я решил вопросов больше не задавать. От ответов голова пухла и я чувствовал себя дебилом.
- Костя, перенеси пожалуйста канистры в рубку. Чтоб не снесло.
Я был рад как-то помочь. Мне необходимо было себя чем-то занять!
Я выскочил из рубки и рванул к канистрам, но новый удар сбил меня с ног и я больно ударился о палубу и без того распухшим коленом.
- Чёрт! Чёрт! – хотелось крепко выругаться, но я боялся, что услышит Вера. Схватив канистры, я захромал обратно к рубке. Вера открыла мне, я бросил канистры в угол и еле захлопнул за собой дверь. Мощные порывы ветра буквально вырывали ручку из моих рук!
Внезапно впереди по курсу и где-то сбоку две ослепительные молнии пронзили небо, соединив его с морем, словно заключили пари и раздался грохот!
- Швартовы на битенгах закрепить надо! – Вере пришлось прокричать это, чтобы я услышал.
- Что?! – я совсем не понимал, что она от меня хочет.
- Трос! – она указала вперёд на какие-то тумбы, возле которых валялся, брошенный мною трос. – Трос закрепить надо!!
Я распахнул дверь и хватаясь за борт, пробрался к тому, что Вера назвала битенгами.
Грёбанные битенги!
Держась одной рукой за борт, чтобы ветер меня тупо не унёс в море я, как в фильмах, восьмёркой намотал трос на железные тумбы и кое-как закрепил. Над головой снова громыхнуло так, как будто кто-то со всей дури ударил огромным молотом по железной наковальне! Я на секунду оглох, но с силой оттолкнувшись от борта ринулся к рубке. В окно я увидел, как Вера отчаянно вертит штурвал, пытаясь спасти катер от крена.
И вот тут налетел шквал с плотным ливневым дождём! Я не успел открыть дверь, как мощный порыв ветра ударил меня в спину и отбросил вперёд. Пролетев несколько метров я упал на корму, вцепился за верёвки, протянутые вдоль борта и буквально вжался в палубу со страхом смотря на волны, которые за мгновенье выросли в три раза и, казалось накроют сейчас наш катерок целиком.
В заднем окне рубки я увидел Веру, которая что-то кричала мне тыча рукой в сторону левого борта. Я перевёл взгляд и замер.
Из бушующих волн поднялась и словно покрывало легла на борт серая тень.
Это за мной, - пронеслось в голове и ужас сковал меня. Я не мог пошевелиться. Всё тело словно залили свинцом. В отчаянии я попытался вспомнить “Отче наш”, но слова рассыпались в сознании не желая соединяться в молитву. Я вдруг понял, что смотрю прямо в глаза тени! Чёрные. Холодные… Смотрю и не могу оторваться.
Это она… - мысли с трудом протискивались сквозь оцепенение. – Это она меня держит! Не даёт двигаться!
Я собрался из последних сил, вдохнул и заставил себя закрыть глаза. И тут-же почувствовал, как вернулись силы!
Бросившись вперёд к рубке, я только хотел ухватиться за ручку, как увидел справа от себя ещё одну вынырнувшую из моря тень! И в следующую секунду я почувствовал, как она обвилась вокруг моей шеи и стала тянуть к борту! Я стал задыхаться и начал хрипет. Пытался уцепиться за что-нибудь руками! Но пальцы скользили, срывались и когда я почти целиком оказался за бортом и повис над морем, дверь рубки распахнулась, и Вера в последнюю секунду успела схватить мои, сползающие с борта, ноги.
Ускользающим сознанием я смог увидеть, как огромная волна накрыла меня, раз, другой, а потом чья-то сила медленно стало утягивать меня на дно. Всё это время я не переставал чувствовать на своих ногах крепкую хватку Вериных рук. И вот в какой-то момент я почувствовал, что тень как будто засомневалась. Движение вниз прекратилось, с шеи что-то соскользнуло, и Вера дёрнула меня вверх. Оказавшись над водой, я даже не успел отдышаться, как она схватила мои руки и подтянула к свисающей с борта верёвке, за которую я тут-же ухватился. Пару раз глубоко вздохнув, я подтянулся и быстро перелез на катер. Сразу же свесился за борт, схватил Веркину руку и, стиснув зубы, вытянул её на палубу.

Волна размером с дом заглотила наш катер сразу же. Мы даже не успели подняться на ноги. На меня словно обрушилась стена и чуть не размазала по палубе, но кто-то схватил меня за шиворот и вырвал из-под морского пресса! Я задрал голову и увидел тонкий клюв, длинную шею и огромные белые крылья! Стерх сделал круг над катером и стал стремительно набирать высоту! Я болтался в его клюве словно игрушка, а мы подымались всё выше и выше! К самому небу!
На секунду я пронёсся мимо Зевса, который хохоча, одну за другой вонзал в черноту под собой молнии! Чуть выше я заметил Перуна с огромным молотом в руках, раз за разом с грохотом опускавшего его на небесную наковальню.
Небо вдруг очистилось, и я наконец увидел звёзды. Журавль выпустил меня и вскоре исчез внизу. Чувствуя в своём теле удивительную лёгкость, я парил, наблюдая как далеко подо мной озаряются белыми вспышками рваные, серые тучи. Но грома я уже не слышал. Стало вдруг совсем тихо. Недалеко от себя я увидел папу. Он увлечённо с кем-то разговаривал. Это было так неожиданно, что я растерялся и даже не смог позвать его. Но вот он сам оглянулся и приветливо помахал мне рукой. Что-то сказал собеседнику. На кого же он был похож? Не пойму… А! Бог мой! На Веру! Это же, наверное, её отец! Я улыбнулся и склонил голову в знак приветствия.
Чья-то рука легла мне на плечо и я резко обернулся.
Она. Не изменилась. Ни капли. Молча смотрела на меня, чуть закусив нижнюю губу.
- Я тебя никогда, ни в чём не винила. – она улыбнулась и нежно провела рукой по моим волосам. – Не мучайся. Я же всё понимала. Тебе ещё жить и жить.
Тут я не выдержал и уткнувшись в её плечо, заплакал.
Потом крепко её обнял:
- Спасибо тебе.
Мы замерли среди звёзд, буквально впитывая друг друга, и никак не могли насладиться тем абсолютным спокойствием, которое царило вокруг нас. Я готов был провести так вечность.
Она слегка оттолкнула меня:
- Иди. Тебе пора.
Я хотел что-то сказать, но вдруг стремительно полетел вниз.

Первое, что я увидел, когда с трудом разлепил глаза это две кудряшки. Огромные зелёные глаза на фоне голубого чистого неба.
- Наконец-то. – Вера облегчённо выдохнула. – Я думала, что ты разбился.
- Разбился? Обо что? – я попытался сесть и меня пронзила острая боль в колене.
- О палубу.
- И откуда я падал? – мне всё же удалось сесть и я огляделся.
- С неба.
Мы сидели возле топового огня. Он уже был выключен. Катер тихо покачивался. Море успокоилось, даже как будто уснуло.
Недалеко впереди я увидел остров. За деревьями на берегу можно было разглядеть тёмно-красные стены монастыря.
Сзади послышался треск мотора. Я оглянулся. К нам приближалось какое-то судно. На носу стоял и смотрел на нас в бинокль Верин дедушка.
- Он меня сейчас убьёт. – тихо сказал я и подумал, - Даже рук не будет мыть. Вколотит прям в эту палубу, по самую шляпку.
И тут до меня дошло.
Всё! Всё закончилось!
На душе была такая лёгкость! Я не выдержал и расхохотался. Вера сначала удивлённо посмотрела на меня, а потом мотнула своими рыжими кудряшками и тоже весело рассмеялась.
Наш измученный, но целый катер с разбросанными по палубе водорослями всё-таки добрался до острова. А мы сидели и хохотали. Я чувствовал себя счастливым и знал, что сегодня же Трофимыч отвезёт меня обратно. Остров уже мне был не нужен.
А что будет дальше? … Посмотрим

Оценки читателей:
Рейтинг 10 (Голосов: 3)

Статистика оценок

10
3
 

на сайте запрещается публиковать:

— произведения, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по национальному, гендерному, религиозному и другим признакам;

— материалы острого политического характера, способные вызвать негативную реакцию у других пользователей;

— материалы, разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь, пропагандирующие превосходство одной нации, страны, религии над другой.

В противном случае произведения будут удаляться, авторы будут предупреждены и в последствии удалены с сайта.

06:12
103
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!