Прости, фриц
Прости, фриц…
12 мая 1945г. Югославия. Старшина Дмитрий Петрушенко, лейтенант Виктор Кудинов и рядовой Валерий Никитин преследуют в лесу немецкого солдата.
Высохшая (как показалось) часть болота была невелика по объему и представляла собой серую потрескавшуюся корку земли, а вот остальная, водная, более обширная часть, была просто усеяна кувшинками. Вдруг обе ноги Дмитрия соскользнули с бугорка — и он сам резко ссунулся в болото. Трясина жадно охватила его ноги и стала медленно, как удав жертву, втягивать и все тело бойца. Автомат при падении оказался возле ног и также погружался в смертельную жижу.
— Трясина! Надо же, пол-Европы прошел с боями, а умру, как жаба, в болоте, – обожгла безнадежностью мысль. Старшина попытался опереться хоть как-то руками, земля-то рядышком, вот она… Но серая поверхность предательски расступалась, а под ее коркой вязкая жижа начала втягивать солдата… «Вот и все, вот и все» – болезненно выбивал морзянку пульс. Трясина-убийца заботливо пеленала бойца со всех сторон. И мужественный воин дрогнул.
— Эй, э-э-эй! – Закричал старшина и попробовал резко повернуться к берегу. Но от резких движений погружение только ускорилось…
— Эй, ребята, спаси-и – и — те!» – безнадежно закричал в лес солдат, когда на поверхности остались только плечи, руки и голова…И в этот момент он увидел, как к нему с автоматом наперерез быстро приближается… фашист. Тот, за которым он гнался по лесу. Дмитрий в отчаянии закричал беглецу:
— Стреляй, стреляй сволочь. Чисен! Чисен, фриц! Пристрели, говорю, ты же солдат. Дай умереть от пули, не от болота…
Кроме «чисен» немец не понял ничего, но автомат положил на землю, а сам сломал большую ветку кустарника и буквально сунул ее конец в ладонь русского солдата. Старшина сжал пальцы и попытался лечь на плечи, чтобы увеличить площадь опоры…Через несколько минут тяжелой борьбы за жизнь Дмитрий радостно оперся коленом о твердую землю, завалился на бок и, ухватившись за ветку кустарника, подтянулся на берег… В этот момент где-то недалеко раздались одиночные выстрелы. Немец привстал и посмотрел в сторону преследователей. Старшина в прыжке перекатился по земле и схватил автомат фрица, а тот, с искаженным от ужаса лицом, посмотрел красноармейцу в глаза, затем на дуло наставленного на него Шмайсера и рванул вдоль кустарника… Дмитрий уже видел своих, видел и убегающего немца. Первым, размахивая табельным «ТТ», бежал лейтенант Кудинов. На его лице было удивление и злость. Глядя то на старшину, то на удаляющегося фашиста, он в недоумении кричал старшине: «Ты что не стреляешь?! Стреляй, стреляй, уйдет!». Дмитрий опять повернулся в сторону бегущего немца, взял повыше головы и нажал на пусковой крючок…
В мелькающего за деревьями фрица уже и целясь было сложно попасть… Но немец почему- то споткнулся и упал, развернувшись, на спину. Все трое подбежали и обступили беглеца. Немецкий солдат лежал на прогретой солнцем чужой земле, широко разбросав руки.
— Готов, — сухо сказал Кудинов. – Пошли к своим.
Когда они отошли на несколько шагов, Дмитрий остановился, развернулся и быстро побежал назад к немцу. Наклонился над ним, провел ладонью по открытым глазам…
— Прости, фриц, ошибся я…
12 мая 1995 г.
В приоткрытую на кухню дверь я вижу своего отца. Сдал он за последний год… Жалко мне его…С полчаса уже, наверное, сидит перед стоящей на столе рюмкой водки, и все никак не решится выпить. Отец говорит тихо что-то непонятное…и кому? Достал зачем-то из шифоньера и надел свой старенький китель с наградами. Никуда ведь не идти. Перед школьниками, как обычно, выступал несколько дней назад, еще до 9 Мая… Был на городском параде, на приеме ветеранов у местной власти, посвященной юбилею Победы. Зачем же сегодня, 12 мая, этот наряд? На столе стоит еще стакан, наполовину заполненный сорокаградусной, сверху на нем – кусочек хлеба. Глаза у отца красные, влажные от слез. Выпивает все-таки рюмку… Не закусывает. Смотрит в закрытое шторой окно и тихо шепчет:
— Прости, фриц… Прости…
на сайте запрещается публиковать:
— произведения, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по национальному, гендерному, религиозному и другим признакам;
— материалы острого политического характера, способные вызвать негативную реакцию у других пользователей;
— материалы, разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь, пропагандирующие превосходство одной нации, страны, религии над другой.
В противном случае произведения будут удаляться, авторы будут предупреждены и в последствии удалены с сайта.
Болото в Югославии тоже как-то не очень правдоподобно. Хотя чего не бывает. В принципе они там могут быть, поэтому спорить не буду.
А про Вервольф я бы точно убрал. И фактологически неточно, да и психологически не внушает доверия. Диверсант. Преследуемый русскими солдатами. Вдруг спасает одного из них. Диверсант бы поступил следующим образом: Веточку бы подал, чтоб солдатик концы не отдал раньше времени. Подождал бы когда остальные двое кинутся его спасать, да и положил бы обоих на краю болотца. А потом притопил бы в том же болотце. Заменить диверсанта из Вервольфа на обычного солдатика из Вермахта, и всё будет вполне достоверно.
В моём детстве случай был такой.
Ребёнок я поздний, поэтому так вышло что в классе только у меня отец воевал. И вот как-то приглашает моя училка моего батю на «Урок мужества». Собирается батя. Кряхтит недовольно. На пиджак цацки прикручивает. Куда ему деваться? Надо.
И вот в классе, учителка сказала вводную речь, потом бате слово предоставила. Тот мнётся, что сказать — хрен знает. Это ж не с товарищами фронтовыми, и не со мной.
— Ну воевал… без ноги вот остался....
Учителка, видя что паузы слишком затянулись — командует:
— Задавайте вопросы, у кого есть.
В то время ведь как и сейчас, пацаны наперечёт все марки танков, самолётов и пулемётов знали. И названия орденов и медалей. Подскакивает один:
— А за что вас «Медалью за отвагу » наградили?
Батя, всё так же переминаясь с ноги на костыль:
— Дык. Это… Танк я подбил. Вот и наградили.
Пацан не угомонился:
— А какой танк?
Это ж мы были спецами в танках. А батя откуда мог знать модели немецкой боевой техники? Да ещё и 30 пар глазёнок в упор разглядывают....
— Ну а какой танк? Тридцатьчетвёрка небось.
...........
Неделю я со всеми пацанами дрался за батину ошибку. И только уже будучи взрослым узнал, что возможно и не ошибка то была вовсе. Только взрослым узнал, что немцы и трофейную технику восстанавливали и пускали в бой.
Такая вот история.
Играли мы по-спортивному зло, как говорят, до крови. Мой дом был рядом с нашей искусственной хоккейной «коробкой». Иногда на крики выходил отец, и утихомиривал нас: «Что вы деретесь, как с немцами. Вы же все свои. Тоже мне вояки. А ну-ка, прекратили эти бои! Я вам как офицер приказываю!». Один раз мои друзья и попросили его: «А Вы расскажите, как на войне было. Видели немцев близко-близко? Убивали?»
Отец вздохнул: «Все было. Это война. Это вам не клюшками махать, драчуны». И рассказал нам в перерыве наших сражений о настоящих боях. Как касками в темноте в сарае бились, не видя ничего. «Схватишь за шиворот — если заматерится, значит, свой, а промолчит или по-немецки вякнет — сразу каской по голове… Один раз в окружение попали. Лежали в санбате. А тут обходят немцы. Поднял отец всех раненых, кто мог держать винтовку, взял несколько гранат — и в прорыв пошли… Семнадцать из ста и прорвались… А еще были и смешные случаи. Помню, сидим мы в окопе. Тишина поразительная. Непривычная для передовой тишина. Старшина Еременко что-то в бинокль рассматривает. Потом говорит мне:
«Разрешите, товарищ старший лейтенант, за медом сползать. Вон там, аккурат посредине между нами и немцами, пчелиные улья стоят в поле. Откуда они там, не понятно, но в сотах мед точно есть. А к нам уже двое суток кухня добирается, никак не доберется. Вот бы и подкрепились…». «Поползем вместе, — говорю, — ты со своим автоматом прикрывать будешь». Пополз отец первый, солдат за ним. Доползают до улика… «Пчел не видно, а в рамках мед остался. Достаю одну рамку… и вдруг тут из-за другого улика прямо на меня немец выползает и тоже с рамкой. Бросает рамку – и за автомат. И я свой табельный «ТТ» выхватил. Смотрим друг на друга и на мушке держим. Рыжий такой немец. Морда круглая, глаза бегают. То на меня смотрит, то на пистолет. Молчим. Я прячу пистолет в кобуру. Он тоже кладет на землю автомат. Берем по две рамки и ползем к своим… Вот. Даже с фашистами были перемирия обеденные. А вы – свои, а до крови деретесь…».
Пошутитты отец еще немного с нами и идет домой. Шаги короткие, осторожно так ноги передвигает. Это сейчас я вспоминаю… и мне жалко снова его. А тогда не понимал… или забывал, что ноги были у него больные. Отморозил он пальцы на ногах, когда лежал в разведке и считал немецкие танки. Ампутировали фаланги пальцев, и стал носить он сапоги меньшего размера. В них и Берлин брал …Вот такая история.
Это только у дебило«патриотов» всё ясно и понятно. Немец — враг. Украинец — враг вдвойне. Все остальные тоже враги, кроме тех на кого родная партия укажет (или Путин). А мир, он намного сложнее чёрно-белой картинки.
Сожженный город тишину встречал.
Она вернулась в фронтовой шинели.
Перед собою палкою стуча,
Калитку приоткрыл мой дед Евгений.
В родном саду к цветам он подошел,
Лицом прижался к веточке сирени:
— Как хорошо. Ей богу, хорошо…
Вот если бы еще глаза смотрели.
pisateli-slaviane.ru/3138-dve-nagrady.html
pisateli-slaviane.ru/3188-starshii-brat.html
pisateli-slaviane.ru/new/58-otcovskie-botinki.html
Для начала никого я носом не тыкал, просто указал на некоторое несоответствие. Для большинства людей что «Вервольф», что «Вермахт», что «Панцерваффе» или какой ни то «Бранденбург 800» — ни о чём не говорящие понятия. Документальным этот рассказ так же никто не называл. Кроме того, нужно учесть что и отец автора рассказал ему про этот случай через много лет после войны, сам автор услышал его в раннем детстве, а написал рассказ в зрелом возрасте. Память человеческая — странная штука. Что-то запоминается, что-то забывается. А что-то домысливается за недостатком информации.
Главное что храним мы память о тех людях. Пусть обрывочно, пусть дофантазированную и домысленную, но храним.
Александр, откровенность за откровенность, Вы бы опубликовали такое под фото отца фронтовика, если бы, не дай, Бог, такое рассказал Вам Ваш отец?
да, есть вещи о которых нельзя забывать, которые можно понять, и, возможно, даже простить, но делать это нужно молча, в глубине своей души, а не с дурным воплем посреди улицы или под псевдонимом в ин-те, это дурно пахнет…
пысы
а вот стих о ботинках, просто замечательный, и тем более непонятно и обидно вот это
В мелькающего за деревьями фрица уже И ЦЕЛЯСЬ было СЛОЖНО ПОПАСТЬ … Но немец ПОЧЕМУ-ТО споткнулся и упал, развернувшись, на спину..."