Cтоянка две минуты

     Города, деревья, светофоры- всё проносится с приятным, знакомым с детства, убаюкивающим стуком. Стакан позванивает, получая один за одним ритмичные удары ложкой с, давно затертой, неизвестной надписью. А за дверью купе слышны шаги, такие же ритмичные. Будто всё слилось воедино, все эти звуки, в одну прекрасную мелодию.

     Мы посматривали друг на друга. Редко и с украдкой. Передо мной сидела девушка с темными, будто каштан, волосами до плеч и с глубокими выразительными глазами. Это единственное, что мне запомнилось в ней, несмотря на то, что посматривал на неё я часто. Эти глаза и теплая родная атмосфера в поезде оказывали на меня удивительное влияние. Мне почему-то было хорошо и, впервые за долгое время, так спокойно.

     Молча сидели мы около часа. В купе, кроме нас, никого не было. За окном начало смеркаться. Странно как-то всё это. Что подумает эта незнакомка? Наверное, она боится. Ещё бы! Человек, которого она видит первый раз в жизни, целый час молчит и, улыбаясь, смотрит на неё. Да, очень странно. Я допил уже давно остывший чай и лег под одеяло с неимоверным, но и непонятным чувством стыда. Девушка вышла из купе.

     Поезд в пути уже два часа, конечная- Владивосток. Ехать ровно семь дней от Москвы. Меня зовут Павел. Я- художник. Во Владивосток я еду к Вере. Мы познакомились в интернете и общаемся уже более года. Я собираюсь жениться на ней. Да, именно жениться, хотя вживую мы и не видели друг друга, но интереснее собеседника я, наверное, не встречал. Я считаю, что в любви главное- возможность разговаривать с человеком, чтобы был содержательный и интересный диалог. Всё это для выражения своих чувств. А как еще это делать?

     Моя попутчица вернулась, аккуратно прикрывая дверь купе. Я повернулся к стене и сразу уснул. Видимо, убаюкивающее действие поезда сказалось.

     Ночь, как это часто бывает в поездке, прошла очень быстро и вот уже я с сонным видом заправляю постель. Приятная незнакомка еще спала. Только сейчас мне удалось разглядеть её чудные черты лица. Мне представилось правильное, белоснежное личико со стрельчатыми ресницами, небольшим вздернутым носиком и алыми, с редкими трещинами, губами. В какой-то момент она просыпается и мне удается увидеть ее яркие изумрудные глаза.

     Она заметила, что я на нее пристально смотрел. Теперь она точно думает, что я ненормальный человек. Судорожно схватив стакан, я вышел из купе. Мне было жутко неудобно, а потому выпить утреннего чаю я отправился в тамбур вагона.

     -Что это за выходки, Павел Андреевич? Вы без пяти минут женатый человек! – вторил я себе, но понимал, что, увидев эту девушку снова, забуду, о чем сейчас говорил.

     Я отправился в тамбур последнего вагона, в самый конец поезда. Передо мной открылся замечательный вид. Эти окольные пути то сплетались, то расходились. По одному или по несколько уходили в другие, совершенно неизвестные направления. И все это настоящая система, паутина, начавшая плестись с первого рейса тысяча восемьсот тридцать седьмого года от Санкт-Петербурга к Царскому Селу. Паутина окутала нитями не только просторы России, но и всего мира. Она растет, уходя за горизонт и возвращаясь оттуда же. Очень похоже на нашу жизнь. Столько путей, столько дорог, какие-то ведут в тупик, какие-то в тайную неизвестность. Их много и лишь одна дорога к цели, туда, где тебя ждут. Поезда становятся быстрее, а путей больше. Железные дороги- это отдельная философия путника, это пути сообщений между народами, культурами, поколениями.

     Я решил, что мне стоит всё же познакомиться со своей попутчицей, если она, конечно же, не убежала куда подальше от меня. Я зашел в купе, незнакомка сидела, подогнув ноги под себя, и читала книгу с какими-то непонятными буквами. Я чуть было не заговорил, но у неё зазвонил телефон. Девушка обошла меня и вышла из купе, прикрыв за собой дверь. Мне было непонятно, о чем она говорит, да и незачем. Я присел на постель и стал ждать. Она вернулась и села на то же место, снова открыв книгу.

— А я Павел!- неожиданно громко и с улыбкой чуть не воскликнул я и протянул руку.

— Амели, — ответила девушка, в ответ протянув свою белоснежную ручку.

      Какой нежный голосок и не менее нежное имя. Амели. Такого имени я не слышал. Она всё же приветливо отреагировала. Значит, всё в порядке.

— Куда едете, Амели? – решил продолжить я диалог, но в ответ получил лишь улыбку. Она молчала и, смотря на меня, улыбалась. Я сделал недоуменное выражение лица. Она сказала:

— Je ne parle pas russe.

      Я услышал отчетливую французскую речь. Книга, имя, непонятный телефонный разговор. Мне всё стало ясно. Я, не зная, как ответить ей, улыбнулся и вышел из купе. Поезд стал ехать медленнее, а значит мы приближались к станции. Это была Заводоуковская. Стоянка две минуты. В тамбуре я, обходя зевающую, еле перебирающую ногами, толпу, выбегаю на перрон и бегло глазами начинаю искать ларек, палатку, что угодно с книгами. Увидел. Метров двести. Недолго думая, я ринулся туда. От того, что очень спешил, я, подбежав к ларьку, закричал в окошко так, что продавщица, испугавшись, подскочила:

— Французский разговорник!

      Продавщица, увидев мое сумасшедшее лицо, быстро начала рыскать в коробках и не менее громко сказала:

— Шестьсот!
     Я расплатился. Резко развернувшись, я лицом к лицу столкнулся с Амели. Обойдя меня, она на ломаном русском спросила у продавщицы то же самое, что и я пару минут назад. Стоп! Пару минут. Стоянка две минуты! Схватив Амели за руку, я побежал. Она еле успела взять книгу. Мы добежали до своего вагона и поймали теплый, а позже и немного грозный взгляд проводницы:

— Быстрее!
     Мы с Амели прошли до своего купе, зашли внутрь и сели напротив друг друга. На наших лицах растянулась улыбка. В руках у нас были две одинаковые книги. Улыбались мы, собственно, из-за этого. Я не знал, найдутся ли в этой книге все необходимые мне фразы, но с ней я чувствовал себя гораздо комфортнее. Я открыл разговорник и первым, что я увидел, это самые обычные фразы: «Добрый день! Как поживаете? Прекрасно выглядите». Начать я решил с последней.

— Vous êtes radieuse – вальяжно, будто всю жизнь говорил это, сказал я.

— Merci,- чуть ли не шепотом ответила Амели.

     Наступила небольшая пауза. Полистав книгу, она спросила:

— Кьем уи рабьотате?

     Мне на мгновение подумалось. Что моя речь на французском прозвучала для нее так же, как и её на русском. Так, скорее всего, и было.

— Je suis un artiste, et vous? — я назвал ей род своей деятельности, задав ей такой же вопрос.

— Je suis etudiante.

     Я не понял, что она сказала и всем своим видом показал ей это. Она встала и достала свою сумку. Оттуда она взяла тетрадь и протянула ее мне. Открыв её, я понял, что внутри конспекты, а она студентка. Я вернул тетрадь, одобрительно кивнув головой.

     Я прилег и через некоторое время уснул. Проснулся я уже вечером, не обнаружив Амели рядом. Её постельного белья не было. Мне стало очень скверно, и я вскочил с кровати и понесся в сторону купе проводников. Оказавшись там, я увидел Амели и внутри стало как-то легче. Я громко, почти криком, спросил:

— Ты чего так уходишь? Где твои вещи?

     Она удивленно подняла брови. А я понял, что сказал ей это на русском, но она, похоже, поняла, в чем дело. Подняв стакан к голове, сказала:

— Чай.

     И прошла мимо меня до нашего купе. Интересно, получается, что слово «чай» на французском звучит так же, как и у нас. А еще странно, что я, предположив, что она высадилась из поезда, очень испугался. Что-то непонятное чувствую к ней. Да о чем я? Я ведь даже поговорить с ней не могу!

     Я вернулся в купе и достал телефон. Оказалось, что Вера звонила мне несколько раз. Отложив телефон, я принялся листать разговорник. Мне нужно было узнать у нее, куда она едет. Я нашел фразу: «Куда вы направляетесь?». Я спросил:

— Ou vous allez?

— Талдьон, уи?

— Владивосток.

     Мы улыбнулись друг другу, как это обычно бывает после нашего короткого диалога, и продолжили заниматься своими делами.

     Я вышел из купе, посмотреть, что это за название такое. Талдьон. Нашел, это Талдан. Завтра.

     Я посмотрел в окно. За ним багровел закат и все яснее стала проявляться луна. Нас ожидают теплые деньки. Еще старики учили, что, если на крючок луны при полулунии можно повесить воображаемое ведро, то будет тепло и сухо, но когда луна станет больше, а ведро упадет, начнутся дожди. Перед глазами второй день пролетают поля, леса сосновые, березовые. И деревушки, где полным ходом течет жизнь. И сколько таких деревушек, столько поверий о луне, тайных озерах и о много чем еще, чего изведать полностью мы не в силах. Я взглянул на список остановок поезда. Талдан, Сбега, Солнцево. Страна богата на села, города, станицы. Она богата людьми, которые населяют их. В этом и сила наша, во всем многообразии культур: поговорок, сказаний, языков.

     Я смотрел на пылающий закат, думая об Амели и Вере, всей своей жизни, до тех пор, пока он не выгорел полностью и небо не стало цвета сажи. Я видел Веру лишь на фотографиях. От их просмотра внутри себя я не испытывал ничего особенного. Беседа наша содержательна и полна высокими темами. Ведь я всегда говорил, что это главное в любви. А что еще? Как-то нужно говорить о своих чувствах. Но Амели… Мне нужно около минуты листать разговорник, чтобы пожелать ей приятного аппетита или сделать комплимент. Но увидев ее, я, будто хмельной, неподконтролен самому себе.

     Стало совсем темно. Я иду к своему купе. Зайдя, я присел на нижнюю полку и стал смотреть на свою спящую попутчицу. И, даже будучи во сне, она оказывала на меня колоссальное влияние. Она вызывает, незнакомое мне прежде, чувство. Оно непонятное, но мне очень нравилось. А Вера, которая, как я считал, мне подходит, все быстрее уходит из моей головы или вовсе не приходит.

     Ведь я, художник, не последний живописец страны, считал, что слова в любви превыше всего. Так какое это имеет значение, когда я сижу, содрогаясь от одного вида моей французской попутчицы. Мне достаточно просто смотреть на нее, чтобы приобрести себе какую-то степень счастья. Так что же в любви важнее? Та дрожь, которую испытываешь, глядя на человека, или же интересная дискуссия поздним вечером?

     Начало светаться. Я подумал, что следовало бы уже лечь спать. Эта ночь прошла быстро, но тяжко, в раздумьях, которые мучили до самого утра. Я глотнул чаю и продолжил думать обо всем на свете. Сонному разуму представлялись прекрасные образы, но какие, я не помню.

     Проснувшись через пару часов, я снова не обнаружил Амели рядом с собой. Сегодня она приезжает в Талдан. Я встал и пошел в тот самый тамбур, что в конце поезда. Открыв дверь в него, я увидел знакомые очертания фигуры. Она стояла спиной ко мне. Мы стояли так некоторое время. Я обнял ее за плечи и услышал одобрительный вдох. Мы смотрели на эти плетеные пути и думали, наверное, об одном и том же. Я, будто, был потерян во времени и пространстве. На мгновение мне стало неважно, где я и который час. Мы стояли и мне вовсе не было интересно, что она думает о политическом устройстве Кубы или футуризме в живописи. Я лишь ощущал какое-то наслаждение от нахождения с ней. Будто я не испытывал этого ранее. Мне нужна она, а не ее разговоры. Я вышел оттуда и направился к табличке с названиями станций. Талдан через два часа. Я не видел Амели час. Не пришла она и через полчаса. Я ждал ее до тех пор, пока не услышал объявление проводницы о приближении к Талдану. Я побежал в тот тамбур. Она стояла там же. Я, повернув ее к себе, сказал:

— Талдан.

     Она отрицательно кивнула. Я отвел Амели в купе и начал собирать ее вещи в сумку. Она всячески мне мешала, пока я не застегнул молнию. Проводница открыла дверь купе:

— Талдан. Стоянка две минуты.

     Мы переглянулись с Амели. Поезд стал ехать медленнее и вскоре остановился. Я вышел с ней из поезда, держа в руках ее вещи. Мы смотрели друг на друга.

     Проводница предупредила о том, что поезд вот-вот отъедет. Я, не отрывая глаз от Амели, зашел в вагон. Видимо, так нужно, — подумал я. Поезд тронулся и мы пропали друг у друга из виду. Это была наша «стоянка две минуты».

     Вагон за вагоном идет колонна поезда. Амели стояла и смотрела на все это, ни разу не моргнув. Она все понимала, хотя и не могла сказать. Значит, слова имеют огромное значение в любви. Амели, не двигаясь, смотрела на уходящий поезд. Слезы сами накатывались на глаза, но она улыбалась.

     Наконец последний вагон ушел и я снова увидел Амели. Я стоял на платформу далее от нее. Она стояла ко мне спиной, пытаясь поднять ручку чемодана. Я перебежал пути и подошел к ней, так же обнял ее за плечи. Она не повернулась, лишь плавно выпрямилась и положила чемодан на землю.

     Слова- это не первое в любви, и даже не второе. Куда важнее внутреннее притяжение, взгляд. Знание языка, расстояние и цвет кожи- сущие мелочи для такой эссенции, как любовь. Оперируя этой самой простой истиной, человек имеет шанс стать счастливым.