Любви не названа цена...

В одном из городов Иордании (Ханаана), в Аграбе, на базаре каждое утро сидел старичок и рассказывал истории, от рассвета до заката солнца. Он не брал золото за свои рассказы, только еду, которую ему несли почтенные граждане. В одно славное утро он снова сидел на каменном заборе и ждал, пока соберутся слушатели. Дети, взрослые и даже люди его возраста пришли послушать очередную историю. Рассказчика звали дядя Ахмед.

— Салам алейкум всем, кто тут находится! Я вынужден вас огорчить тем, что больше никогда не появлюсь на улицах нашего города. Это последняя былина, которую вы услышите от меня. Я в свое время узнал ее из первых уст в своих путешествиях. Итак, начнем.

Я тогда был далеко от Иордана, за океаном и морями, куда даже повелитель семи морей Синдбад никогда не добирался на своём корабле. Эту страну называют Италия. Именно там я и услышал историю. Я жил бедно, но на еду и крышу над головой хватало, слава Аллаху. Я работал в одном трактире, разливал вино посетителям. И каждый раз по дороге на работу я останавливался и слушал звучание неведомого тогда мне музыкального инструмента. После я узнал, что это было пианино. Один музыкант так играл, что вся улица замирала, очарованная волшебными нотами! Завороженные люди стояли и ждали, когда его игра закончится, и только тогда расходились. Так же и я стоял, очарованный этой мелодией.

В один прекрасный вечер я встретил музыканта и его хорошего друга – палача. Они так задорно разговаривали и шутили, что люди, окружавшие их, тоже не могли сдержать улыбки. Они пригласили меня за стол и напоили, из-за чего я пропустил работу и весь следующий мой хозяин серчал на меня. Они часто заходили в трактир. Но спустя месяц нашего беззаботного общения начал приходить один палач, удрученный какой-то проблемой. Я пытался узнать, в чем дело, но он лишь выпивал стакан и уходил прочь. А музыка, которая разносилась по всей аллее, становилась все грустнее и грустнее, но по-прежнему сковывала сердца. Прошло ещё пару недель, и мелодия умолкла. Люди ждали, когда же музыкант вновь обрушится на пианино и раздастся прекрасная мелодия, но музыкант больше не играл. Я был взволнован, ведь такое случилось впервые с тех пор, как я проживал в этом городе. На следующее утро мелодии снова не было. И так семь дней подряд. Снова в трактир пришел палач. Я отчаянно выспрашивал у него о музыканте, но он лишь отмахнулся рукой, осушил стакан и удалился. Через пару дней, не выдержав тяжкого груза на сердце, он все-таки рассказал, что произошло с музыкантом.

— Трактирщик, налей мне вина, и я тебе поведаю свое сердце.

Он выпил и начал историю.

— Все случилось сорок дней назад, когда он повстречал прекрасную девушку. Она была околдована его игрой. Он ее полюбил как богиню, что дает жизнь. Как жаль, что он так и не понял: попался он, а не она… Неделю они были неразлучны, а после она ушла к другому человеку, думая, что полюбила его. Тот человек воспользовался ею, обидел и ушел прочь. А мой несчастный друг начал умолял ее вернуться, задаривал цветами и писал грустные мелодии, лишь бы она их услышала. И каждый раз после того, как она отказывала ему, он отрезал себе по пальцу руки!.. и снова пытался ее вернуть. Я умолял его забыть эту девушку, но он говорил: «Нет! Без нее в моей жизни нет смысла». Спустя десять дней он пришел ко мне без пальцев вовсе! Он откусил себе последний мизинец левой руки, поскольку уже не мог держать нож. Он пришел ночью. Я открыл ему дверь и замер в ужасе. Свой рассказ он завершил словами, которые я до сих пор не могу забыть… Мой голос дрожит от слез… Он сказал: «Друг… милый друг, козни меня на рассвете этого дня…» — голос палача дрогнул, он опрокинул еще один стакан.

Я спросил его, что теперь с музыкантом.

— Я его казнил, — со слезами ответил мне палач.

Я был в ужасе! Как?! Собственного друга и на плаху?

Но палач не замолкал:

— Я умолял его: живи и забудь ее! живи и радуйся! «Нет, мой друг, — отвечал он мне, — весь мир не мир теперь для меня. Не по мне эта грешная земля. А умирать от собственной руки – грех. Поэтому я и пришел к тебе за помощью, ведь для тебя это – работа». Ни один мой уговор не подействовал на него, ни одну мою молитву он не услышал, и на рассвете я его казнил. Мир без него потускнел, стал серым…

Наконец, палач умолк. Тогда я спросил, что же с той девушкой?

— А, с этой, — небрежно бросил палач и, выпив еще стакан, он ответил, — именно она — причина, по которой я тут сижу. Она утром ворвалась ко мне и спросила: «А где пианист? Моя любовь?». И меня такая злость охватила, что я готов был убить ее на месте, но потом понял, что этим моего друга не вернуть. Я все ей рассказал. Она ушла, рыдая, на его могилу, а я прямиком сюда. Вот и вся история, мой друг…

Он медленно встал и пошел к выходу. У входа он повернулся ко мне и обронил: «Береги то, что имеешь и никогда не люби. Любовь — это боль, которая и тебя сожжёт изнутри». И, махнув мне рукой, на которой не было двух пальцев, вышел из трактира. Больше я не видел палача…

Внезапно я вспомнил про мою любовь в Иордании и решил вернуться в родной город. На этом история и закончилась.

Старик оглянулся и увидел за спиной уходящее за горизонт солнце. Не нуждаясь в похвалах, он встал и пошел в сторону заката, оставив слушателей в неожиданном недоумении. Мальчик лет семи закричал:

— Дядя, дядя Ахмед, а почему у вас на руке нет четырех пальцев?

На что старик ответил ему:

— Подрастешь, полюбишь всем сердцем, тогда и узнаешь.

Старик ушел, и никто его не видел больше. А на той стене до сих пор рассказывают свои сказки те дети, что когда-то с большим любопытством слушали истории дядюшки Ахмеда.