Франческо

Франческо, отодвинув подол своего длинного, шерстяного пальто, приоткрыл форточку, высунулся и вдохнул свежего таёжного воздуха. Нигде в мире ему не было так хорошо, как в лесной русской Тайге, именной сейчас, зимой, когда он может падать в огромный, высоченныйсугроб или, как взрослый ребёнок, радостно размахивая ручками, съезжать вместе с местными детьми со снежной горки. Оглядываясь по сторонам света, он замечал высоченные сосны и уходящие в небесную высь кончики деревьев. Каждый его вдох наполнял грудь леденящим холодом, а сердце – теплом. Ведь русская зима поистине сказочна, здесь есть и заснеженные горы, и бескрайние поля и леса, засыпанные снегом так, будто нерадивый кулинар рассыпал годовой запас сахарной пудры. Воздух здесь чист и свеж, снег кристально бел и воздушен, как сахарная вата. Вода в дремотной, лесной речушке, которая почти замёрзла, никак не сдавалась и продолжала течь вниз. Шла в низину к лесному озеру, где летом водилась рыба, а зимой вставал толстый лёд. За всем этим наблюдал итальянский художник. Смотрел, как вдаль от той избы и маленькой, деревянной церкви, уходит вода. Что занимали люди, скрывающиеся от морозных ветров и сибирских вьюг.

Франческо, приехавший из Италии, сумел ощутить на себе эту холодную, пушистую, сказочную зиму, именно такую, о которой так много читал в произведениях русских писателей. Зиму, которую, увидев лишь однажды, не забудешь никогда. Которая хоть и заставляет тело холодеть, и кончики пальцев коченеть, будто сказочным волшебством согревает душу и сердце. А значит, несмотря на мороз и вьюгу, люди замирают от вида такого живого, будто бы обладающего собственной душой, прекрасного зимнего леса. Местный лесничий, что приглядывал за Франческо, частенько давал ему советы, как правильно там жить зимой.

– Ты бы лучше, итальянец, не ходил далеко один, глядишь, заблудишься! – поучал он его.

– Не переживайте, я уже привык, и мне не придется теряться, чтобы вы меня потом искали, – засмеялся Франческо и, махнув рукой на итальянский манер, удалился из маленькой церкви, что стояла у узенькой речки, в которой вода, еле-еле, будто из последних сил, текла куда-то.

Так, гость села «Счастливое» по имени Франческо пробыл несколько недель в хорошо топимой избушке, занятый написанием своей безымянной картины, в которую вкладывал день за днём капельки краски, выводил контуры снега, очертания избушки, в которой он жил. Выписывал каждое брёвнышко мостика, покрытого толстой коркой льда и припорошенного снегом. Хотел добавить он Иннокентия Борисовича, его вялого пса Шарика, вечно недовольного кота Федота и священника Михаила. Делать он этого не стал, ведь он художник-пейзажист. В жизни он ни разу не писал ни животных, ни людей.

Франческо, каждый раз боясь упасть на шатающиеся перила мостика, однаждывсе-таки поскользнулся и свалился в узенькую речку, промочив лишь ботинки. Помог ему подняться лесничий, Иннокентий Борисович. Налил ему чаю с мёдом и вручил новые теплые шерстяные носки. Укутал в толстое одеяло и на печку лежать отдыхать отправил, приговаривая:

-Что ж ты, европейский друг, так промок? Неужто не видел, что перила слабые совсем? – спросил лесничий.

-Простите, Иннокентий Борисович, забыл, что вы мне говорили, – заявил дрожащим голосом Франческо.

Каждый день он выводил всё новые и новые детали без животных и людей, получая полноценную, безликую картину, отображающую сильный, русский дух. Художник, словно позабыв, что не русский он, на миг прочувствовал дух природы, единение с лесом и самой Тайгой. И стала зима ему мила и речушка дорога. Влюбился в сосны, ели и свежий хлеб печной. И даже в снегу после баньки был горазд искупаться самым первым. И люди, что окружали его от мала до велика всё то время, стали как родные, ведь теперь, лишь на малый миг, стал он свой. Мимолетное, но слишком тёплое, родное чувство, что русский он.

Приблизился конец зимы. Речка стала шире и куда шустрее. Птички стали петь красивее и звонче. Люди, что зимой, таились в избах, стали чаще выходить. Пёсик Шарик стал резвее, и активней кот Федот. Тогда итальянский званый гость закончил свой шедевр. Написал картину, достойную всего русского народа: вид пушистой, настоящей, первозданной зимы.

Пробыл он в России так недолго, но зиму, что была с ним будто целую вечность, навеки сердцем полюбил. И к самой земле теплейшие чувства стал питать, ведь тут края бескрайни и красивы, полны свободы и девственно чисты.

Мог он остаться тут навеки и писать, писать картину, что о снежной, русской зиме, и еще век смотрел бы на душевных и по-своему добрых людей.

Всё хорошее проходит, и Франческо покинул зимнюю тайгу, отправился на юг Италии домой.

С обещанием вернуться

В новую зимнюю пору.