Никто так и не умер...
Мой поезд был проезжающим. На нашем полустанке, в Жихоревке, он стоял две минуты. Поэтому, когда я в пол третьего ночи забрался в вагон, то сразу почувствовал себя незваным гостем.
Слабый свет ночника мягко придавал плацкартному проходу некоторый уют уже созданный многочисленными пассажирами. Торчащие ноги в дырявых носках, храп на любой вкус, тихий разговор тех, кто уже успел познакомиться, - от всего этого мне было неловко. Хотелось извиниться перед всеми, сказать, что я просто ошибся дверью и выйти из вагона.
Но стоило мне только увидеть свою одинокую боковую полку на втором этаже, как напряжение меня отпустило. А уж когда я расправил матрац и застелил его вечно влажным бельём, то и вовсе почувствовал себя полноценным членом семьи седьмого вагона.
Решив перед сном почистить зубы, я взял полотенце и направился в туалет.
У самых дверей я случайно задел клетку накрытую большим платком.
- Грация!! Грациозный Юр-ра! Юр-ра грациозный!! – голос пронзивший тишину звучал, как из динамика и я невольно вздрогнул:
- Извините.
- Заткнись, пока я тебе шею не свернул. – услышал я и поспешно скрылся в туалете надеясь, что это было сказано не мне.
“Юра, блин!” – я стоял над раковиной и рассматривал себя в зеркале. – “О чём интересно думала моя мама, когда дала мне такое-же имя?”
Я почистил свои немногочисленные зубы со злым удовлетворением отметив, что у моего грациозного тёзки их вообще нет.
На обратном пути я обходил клетку, словно там была граната. Когда я почувствовал, что наступил на чью-то сумку и медленно падаю назад я успел проклясть и скрытого от взора попугая, и весь седьмой вагон и свою Жихаревку.
Уцепиться за стол не получилось, зато прекрасно удалось смахнуть с него всё на какую-то спящую тётку.
Не дожидаясь начала нового представления, я со скоростью Рики Тики Тави проскользнул на свою полку, накрылся с головой и замер.
- Какого …..?! Что за …….?! – мат высотой с хрущёвку буквально за секунду разрушил весь бережно и кропотливо устроенный уют.
Притворившись, что меня нет я с лёгкостью просочился сквозь крышу вагона и следуя за составом несколько минут наслаждался тёплым встречным ветром.
Затем, спустившись на уровень окон, я заглянул внутрь и убедившись, что спектакль окончен, тем же путём вернулся на своё место. А вскоре мерный стук колёс бережно взял меня за руку и благодушно проводил в покои Морфея.
- Славик, чисти аккуратно. Смотри, вся скорлупа на полу!
- Она сама.
Не открывая глаз, я усмехнулся:
“Конечно сама!
Когда мне было столько сколько и Славику, у меня тоже хватало наглости сваливать всю вину даже на неодушевлённые предметы.
- Да что же это такое?! Чай, глянь, весь на рубашку же себе пролил!!! Ну разве так можно?!
- Я больше так не буду.
“Когда вырасту.” – мысленно продолжил я за него, открыл глаза и потянулся.
Свесив голову я отметил, что мой сосед снизу уже собрал свою полку и сидя за столом, разгадывал кроссворд.
- Джерри. Четыре буквы! – громко заявил он. – Что за Джерри?
- Мышь. – я спрыгнул вниз и уселся напротив. - Доброе утро!
- Мышь? – сосед в недоумении уставился на меня. – Утро?
Он оказался уже довольно пожилым человеком. Абсолютно лысый, с небольшими усиками и аккуратной седой бородкой. На носу покоились чудные пенсне.
- Да мышь. Мультик такой был. – я взглянул на часы. – А… Ну, добрый день тогда.
- Вот именно, молодой человек.
- Юра. – я представился и поморщился, вспомнив попугая.
- Варфоломей. – сосед уткнулся в кроссворд. – А ваша “мышь” подходит.
- Пишите. – я усмехнулся и полез за своей сумкой.
Картошка отваренная в мундире, свежие огурцы, красный болгарский перец и кусок копчёной буженины заставили соседа забыть про кроссворд.
Когда я достал фляжку и налил себе немного в пластмассовый стаканчик он тихо хрюкнул.
Я его понял. Достал второй стаканчик, чуть плеснул. Перочинным ножиком порезал буженину на длинные полоски, достал соль и выдвинул всё на середину стола.
Сосед Варфоломей благодарно кивнул головой, мы чокнулись и выпили. Я налил по второй и откусил огурец.
- Вы в гости или домой? – сосед аккуратно снимал кожуру с картошки.
- К другу. Сослуживцу. – я подвинул ему стакан. – Двадцать лет не виделись.
Сосед не стал себя долго уговаривать и мы снова выпили.
- Работаете?
Я кивнул:
- Шлифовщиком.
- На заводе, значит?
- Да. – я снова кивнул и замолчал. Добавить было нечего, - это не та профессия, о которой можно с увлечением долго рассказывать. – А вы, простите, на пенсии, наверное?
Сосед задумчиво пожевал:
- Да… На пенсии. – он неожиданно взял фляжку. – Вы позволите?
Я пожал плечами:
- Пожалуйста!
Он налил себе и мне и сразу выпил:
- Пенсия… длиною в жизнь. Как вас, простите?
- Юра.
- Да, Юра. – он кивнул. – Так вот, Юрий… А, вот вы? Могли бы Вы себе представить пенсию, которая длиться вечно?
- Ну… – я смутился. – А по времени-то это сколько?
- У вечности, Юрий не бывает времени. – он макнул перец в соль и откусил.
- Хорошо, – я на секунду задумался, – спрошу по-другому. Вы когда вышли на пенсию?
Он нахмурился, словно пытаясь вспомнить, а затем улыбнулся:
- А вы знаете, Юрий… Видит Бог, - даже не помню!
Я отрезал ещё буженины.
- А работали где, помните?
Сосед развёл руками и снова широко улыбнулся:
- Как не помнить, - в канцелярии.
- В канцелярии? В смысле – канцтоварах?
- Нет, что вы! – он замахал рукой. – В канцелярии градоначальства. Но потом я всё же продолжил конторскую работу… Не могу я без дела.
- Градоначальства… - повторил я и задумчиво уставился на соседа.
“Может не наливать больше?” – мелькнула мысль.
- Хорошо. – он достал из кармана часы на цепочке, взглянул. – Времени у нас вагон.
- Седьмой. – я усмехнулся.
- Что, простите?
- Нет, нет, продолжайте Варфоломей…?
- Можно без отчества.
Я пожал плечами:
- Как скажите.
Он сидел напротив меня и задумчиво смотрел в окно.
- Я ведь родился давно. – сосед словно решился на что-то. – Очень давно. В тысяча восемьсот пятьдесят девятом...
- Девятьсот.
-Что?
- Девятьсот пятьдесят девятом, наверное?
- Нет. В восемьсот… В деревне. Далеко отсюда. – он кивнул на проплывающие мимо поля.
Я налил ещё по чуть-чуть.
“Ладно.” – решил я. – “Может у него боль какая-то… А поделиться не с кем.”
- Время трудное было. Голодали мы тогда здорово. Мать с отцом работали, кажется, всю жизнь. Земля тогда нам не принадлежала. Мы же крепостными были…
“Зря я ему налил.” – с тоской подумал я.
- Когда мне исполнилось двенадцать, я сбежал. В город подался. Воровал… Недолго. Прихватили меня как-то и в детдом. Там то я грамоте и обучился. Потом… При градоначальстве я сначала посыльным работал, а уж после, подучившись и в контору перебрался.
Глаза соседа вдруг засияли:
- Ох и время! – он сжал кулак и потряс им. – Вот где у нас тогда все чиновники сидели! Шагу без нашего одобрения ступить не могли! – он мечтательно закатил глаза. – Я ещё тогда понял, что можно жить не на один оклад.
Сосед хитро прищурился и посмотрел на меня:
- Уметь надо. Думать надо. Рассчитывать… Далеко смотреть. – тут он закашлялся и хрипло рассмеялся. – Правда, не всегда у меня это получалось. Когда родители умерли, бабка осталась… Я её из деревни к себе забрал. На целую тысячу рублей застраховал! Солидная сумма после её смерти причиталась…
Сосед опять закашлялся и долго не мог остановиться.
- А бабка-то, – продолжил он немного успокоившись, – крепким орешком оказалась. За сто лет прожила… А я так и платил ежегодные взносы. – он криво улыбнулся. – Кто ж знал… Но зато, когда на пенсию вышел у меня дома весь мебельный архив был! После революции же…
- Что? – мне показалось, что я ослышался. – Какой революции?
- Как какой? – он явно удивился. – В октябре что была…
- А, ну да. – я кивнул головой.
- Так вот, после неё треклятой всё ж изменилось. Кроме одного. – он довольно почесал голову. – Денег-то никто не отменил. А информация, Юра. – сосед поднял палец вверх. – это самый дорогой продукт!
Что-то щёлкнуло в голове. Я хотел было ухватиться за промелькнувшую мысль, но не успел.
- Я тогда лихо построил своё дело. На хлеб было. – сосед отрешённо посмотрел в окно. – И маслом намазать… А то и икорки положить.
Неожиданно его лицо сморщилось:
- Был, правда, один случай…
Я видел, что ему крайне неприятно было что-то вспоминать, но тем не менее он продолжил.
- Как ребёнка… Всю жизнь всех обманывал. Но никогда никому не удавалось провести меня вокруг пальца! А тут… Словно пеленой глаза прикрыли. На целый почти гарнитур обдурили! И кто!? Какой-то молодой прохвост! Он же…
Стоп! Пазлы сложились.
- Простите. – довольно бесцеремонно перебил я соседа. – Позвольте мне угадать…
- Что угадать?
- Да фамилию вашу! Варфоломей - говорите зовут вас?
- Ну.
- Коробейников! Архивариус! Нет?... Или я прав?
- А мы знакомы? А, впрочем… – он потрогал мочку уха. – Чего удивляться? Понятно. Читали значит.
- Читал! Конечно! Кто ж не читал? – я облегчённо выдохнул. Сосед оказался довольно интересным фантазёром, а не страдавшим душевной болезнью стариком, как я сначала предположил. – Ну, ну… Вы курите? – я поднялся.
- Да смолю помаленьку.
- Пойдёмте в тамбур. Это дело перекурить надо!
В тамбуре, как всегда вагон словно обнажался. Лязганье прицепа, грохот колёс, скрип рессор… Здесь ты всегда так остро ощущаешь скорость и всё страдание вагона от неё. А полное отсутствие плацкартного комфорта придавало поездке особую, совершенно другую романтику…
Мы прикурили.
- Лишь много лет спустя, когда Остап Ибрагимович рассказал в одном кабаке нашу историю двум молодым людям и они написали книгу… Тогда, кстати, – сосед вдруг погрустнел, – тогда-то я и перестал вдруг стареть.
- Перестали стареть? – мне неожиданно стало интересно. – Как это?
- А так… Время шло, год за годом, а я не менялся. Ни хуже, ни лучше. Словно остановилось что-то… Хотя жизнь продолжалась. Потом я понял. Эти молодые люди словно увековечили нас. – он глубоко затянулся. – По крайней мере, другого объяснения я не видел.
- Всех?
- Да. Всех. Пока читают, помнят… мы будем жить. Ни кто так и не умер.
- Что ж? И Остап, и Киса, и мадам Грицацуева? …
- Все. Говорю же! Редко, конечно… Но мы переписываемся до сих пор.
Я искренне восхитился фантазии своего соседа. Молоток старик! Унылую, скучную старость превратить в совершенно новую жизнь! Просто взять образ! И жить!
Мы проговорили до позднего вечера. Я с весёлым удовольствием слушал об историях всех героев!
На стол была выставлена вторая фляга, и к полуночи я знал о судьбе каждого. Вплоть до участников шахматного клуба!
Пожелав напоследок удивительному соседу спокойной ночи, я забрался на своё место и уснул с улыбкой на губах.
Утром, я проснулся, когда поезд уже подходил к вокзалу.
Место внизу было пустым.
- Ночью где-то ваш товарищ сошёл. – пояснила мама Славика.
Мне стало немного грустно. Я хотел от души поблагодарить его за невероятное знакомство.
Выйдя с вокзала, я сразу обратил внимание на большое количество такси.
- На Ланскую. Семнадцатый дом. – сказал я водителю усевшись на переднее сиденье.
- Полторы.
- Какие полторы? – я слегка возмутился. – Здесь же пятнадцать минут по прямой!
- На Ленина асфальт провалился. Сейчас все в объезд едут. – спокойно объяснил водитель. – Во дворах ремонт. Приходится крюк делать в двадцать километров.
- Не. Ну не полторы же, в самом деле?!
- Сколько? – таксист был невозмутим.
- Ну..., пятьсот!
- Пятьсот? – он рассмеялся. – Может, вам ещё ключ дать от квартиры, где деньги лежат?
Я медленно повернул голову и посмотрел на водителя.
Его голова упиралась в потолок. Смуглые мускулистые руки спокойно лежали на руле. Тёмные волосы, голубые глаза, ослепительная улыбка…
Что-то привлекло мой взгляд на заднем сидении, - я оглянулся.
Фуражка с гербом Киева и белый шарф…
Где-то в памяти всплыл хриплый кашель:
- “Ни кто так и не умер…”
