*** Леониду Енгибарову
Он границы арены раздвинул до целого мира.
Смог без слов достучаться до самых закрытых сердец.
Шар земной замирал на ладони у этого мима.
И восторженный зритель с галёрки кричал – Молодец!
Между клоунов – Моцартом – с видимой лёгкостью трюков.
Виртуозность репризы любого умела увлечь.
Пылкий зритель не видел распухшие, в трещинах руки,
и залитые кровью глаза, и натруженность плеч.
Сердце напрочь сжигал, а огонь раздавал, не жалея,
превращая его в миллионы горящих частиц.
И они до сих пор, согревая, тихонечко тлеют
в трескотне киноплёнки и шелесте книжных страниц.
Шалопай симпатичный с душою ранимой и тонкой,
не сдающий друзей, обожающий трепетно мать,
и охапками роз осыпающий чудо-девчонку,
ту, которая в цирке умела как птица летать.
Цирковым он казался пришельцем с далёкой планеты –
этот клоун-философ, с грустинкой осеннею мим…
Сердце мима сгорело в пожаре московского лета.
Пыльный бархат форганга* качнулся и замер за ним.
* Форга́нг – это выход на манеж, занавес, отделяющий манеж от внутренних технических помещений цирка.
Стихи очень хорошие, с грустинкой!